В моем представлении под этим именем есть два совершенно отдельных друг от друга человека: поэт и гражданин
Первый — замечательный детский поэт. Книга его стихов — настольная в нашем доме. Дочке мы читаем ее каждый вечер. Нравственные императивы и отсутствие жестокости (которая, например, встречается у Корнея Чуковского) делают эти стихи незаменимыми для постигающего мир человека. В них простые и единственно верные истины: про честность, мужество, доброту, про любовь к животным, верность и чувство долга. Банально? Но эти банальности в последние пару десятилетий совершенно ушли из нашей жизни, а без них нельзя. Стихи Михалкова не надо объяснять — его язык прост и совершенно лишен пошлости.
«Мы с приятелем» — это же абсолютная идея, говоря сегодняшним языком, толерантности. Умения уживаться с другими и уважать не таких, как ты, — всяких там чижей и ужей. Одно это стихотворение, вложенное в нужном возрасте в подсознание, выполняет всю ту работу по искоренению ксенофобии из подкорки, которую не в состоянии выполнить сегодня вся наша государственная машина.
А Дядя Степа? Это же идеальный народный милиционер. Любимец ребятни и герой города. Именно на примере Дяди Степы я учу ребенка нормальному отношению к человеку в форме, а стало быть, и к своему государству. Тут, конечно, возникает жуткий отрыв от реальности. Но не навечно же вся эта чернуха у нас, в конце-то концов! Ненавидеть полицию моего ребенка полиция научит сама, без меня, в этом ей нет равных. Но я хочу попробовать свою дочь научить хотя бы уважать человека в форме. Привить ту модель поведения, к которой уже во взрослом возрасте она и будет стремиться как к единственно верной и единственно нормальной. Понимая, что все остальное ненормально. А стало быть, подлежит замене.
И вот тут возникает парадокс. Сергей Михалков, которого никогда и ни при каких обстоятельствах невозможно представить в оппозиции власти, учит моего ребенка быть революционером. В хорошем смысле: уважать личность, ее права и свободы. Быть гражданином. И я благодарен Сергею Владимировичу за то, что эту работу он делает за меня.
Удивительна разница поэта Михалкова с гражданином. С человеком, который по своим заповедям никогда и не жил, собственно. Который приспосабливался к любым обстоятельствам и колебаниям вокруг. Умевшим остаться в любимцах при любой власти, насколько бы людоедской или банально воровской она ни была. Признание же Сергея Владимировича в фильме сына Никиты о том, что он, замечательный детский поэт, на дух не переносит детей, удивительно, но только подтверждает всю глубину этого раздвоения личности. Да, разница между реальностью и созданным им миром поразительна. Но она не делает стихи Михалкова хуже!
Как бы там ни было, я в любом случае благодарен Создателю за то, что сто лет назад он вложил в только что родившегося мальчика Сережу этот дар. И теперь я могу пользоваться плодами этого дара и делиться ими со своей дочкой.
Вон она, ждет ночную книжку. Пойду почитаю ей «Дядю Степу».
Борис Леонов, писатель, профессор Литературного института имени Горького
— Мы, как говорил Пушкин, ленивы и нелюбопытны, нам проще остановиться в суждениях на какой-то крайности. Либо крест, либо топор. О Михалкове кто-то говорит с любовью, кто-то с ненавистью. Но редко дают себе труд охватить всю эту большую личность. Особенно выделяющуюся на фоне сегодняшнего бледного спирохетства. Его человеческая и гражданская позиция были замешаны на верноподданических чувствах к властям предержащим. Тем более удивительно — как можно находиться все время в фаворе и оставаться неплохим человеком. А он был остроумный, веселый, не тяжелый человек. И человечный. Скольким помог...
Есть такой писатель, Колесников Юрий Антонович. Профессиональный разведчик. В войну находился в партизанском соединении Ковпака, потом оказался в Аргентине, оттуда переправлялся в Европу в гробу в трюме парохода. В общем, человек подвига. Дважды его представляли к званию Героя Советского Союза, но безрезультатно. И только Сергей Владимирович добился, чтобы ему наконец дали звезду Героя России.
Когда я был главным редактором издательства «Радуга», он об очень многих писателях хлопотал, чтобы их перевели на иностранные языки. Мы же представляли собой огромный комбинат по переводу литературы: ежегодно 100 зарубежных названий — на русский и 600 наших — на языки мира, от английского до суахили.
Только по гимну нельзя судить о поэте. Гимн — это задание родины. Ну, мы понимаем, как он его получил — наверное, Никита Сергеевич приложил усилия, использовал свою «вхожесть» в высшие круги. Но задание выполнено.
То, что его сейчас выбросили из школьной программы — месть мелкоты. Ну, он в хорошей компании: выброшены Гончаров, Лесков, Куприн... Идет вакханалия, которой правят полуграмотные реформаторы. Они мне напоминают педологов 1920-х годов, которые кричали: долой парты и столы, даешь общие лавки для выработки классовой солидарности...
Интересен ли «Дядя Степа» современным деткам, которые играют в компьютерные игры и уже слово «милиционер» забывают? Слава богу, пока до дяди Степы-полицая как-то дело не дошло... А если серьезно, мне кажется, пока жив русский человек, он всегда будет читать стихи: «В доме восемь дробь один у Заставы Ильича жил высокий гражданин по прозванью Каланча, по фамилии Степанов и по имени Степан, из районных великанов самый главный великан...»
Записал Сергей Бирюков