- Возьмем проблему безработицы. Слухи о том, что она бывает только при капитализме, сильно преувеличены. На самом деле все зависит от уровня развития страны, независимо от того, какой в ней политический строй - говорит Игорь Васильевич.
Если уровень сравнительно высок - "просто безработицы" нет, а есть структурная безработица, отличающаяся от "просто безработицы", как ананасы в шампанском от куска хлеба. Это когда туземцы отказываются занимать низкооплачиваемые или низкопрестижные, словом, непривлекательные для них рабочие места, предпочитая получать гарантированное пособие безработному (оно, уточним во избежание недоразумений, в несколько раз выше любой, самой высокой российской зарплаты). А пустующие рабочие места занимают обычно выходцы из так называемых трудоизбыточных регионов мира, готовые работать на любых условиях.
Совсем иное дело - слаборазвитая страна. Здесь - независимо от политического режима - постоянной работы или даже временной нет, как правило, у каждого четвертого, а то и третьего работоспособного. В полном соответствии с уровнем развития: чем ниже уровень - тем выше процент безработных. Так обстоит дело и в якобы капиталистической Индии, и в якобы социалистическом Китае, и в якобы капиталистическом Парагвае, и на якобы социалистической Кубе. В некоторых случаях уровень явной и скрытой, полной и неполной безработицы зашкаливает за половину работоспособных, а в особо плачевных - приближается к двум третям.
СССР не составлял исключения из этого правила. Только в нем пособие по безработице называлось зарплатой, и получающий его делал вид, что трудится как все. Лишь к концу 80-х годов мы с изумлением узнали о том, что у нас, помимо реальных, есть еще и "избыточные" рабочие места. Сначала признались в 10 миллионах, а потом заговорили о 32. Это на 130 миллионов работающих - каждый четвертый!
Казалось бы, как говорил в сходных случаях наш любимый классик, чего же боле? И вдруг оказывается, что все изложенное - сущие цветочки по сравнению с ягодками, которые ожидают нас в обозримом будущем.
Напомним, что столетие назад, чтобы прокормить одного рабочего или служащего, нужен был труд девяти крестьян. Даже в США две трети населения составляли тогда фермеры. Механизация сельского хозяйства сократила долю занятых в нем вчетверо-впятеро, а начавшаяся автоматизация и тем более компьютеризация - еще вдесятеро. Нынче папа с мамой и двумя подросшими детьми, вооруженными компьютерами, способны дать больше сельскохозяйственной продукции, чем сотни колхозников на тракторах или десяток тысяч крестьян с сохой. Доля занятых в сельском хозяйстве"США быстро стремится к одному проценту, и все страны мира следуют тем же путем. Даже в России за последние несколько лет этот процент упал с двадцати до десяти.
Если XIX век можно назвать веком крестьян, то XX на том же основании - веком рабочих. Десятки процентов трудоспособных перекочевали от плуга к станку. В СССР рабочие составили подавляющее большинство - до 60 процентов трудоспособных. Но автоматика и электроника и здесь сделали свое дело. Доля занятых в промышленности стала стремительно сокращаться. В США она рухнула ниже отметки в 20 процентов и, по экспертным оценкам, неудержимо катится к величине порядка 10-5 процентов. Завод-автомат станет в XXI веке столь же обычным явлением, сколь, скажем, вокзал в XX.
И вновь десятки процентов работоспособных начали очередное "великое переселение народов" - на сей раз в сферу обслуживания: за руль, за прилавок, за письменный стол банковского или управленческого клерка. В США сюда набежало более 55 процентов работающих. Только успели отдышаться, глядь - на них наваливается еще одно чудовище - компьютер. Многие из нас уже успели свыкнуться с мыслью о неизбежности фермы и завода-автомата. Но все еще кажется фантастикой мысль о такой же неизбежности в обозримом будущем универмага-автомата, банка-автомата (банкомата величиной со Сбербанк), министерства-автомата и даже автотрассы-автомата.
Меж тем на глазах прорисовываются контуры Универмага XXI века, где вместо сотен продавщиц за прилавками красуются две девчушки за компьютерами, осуществляющие тот же объем продаж по каталогам и образцам. Может, конечно, возникнуть потребность в консультации товароведа, но это станет таким же дорогостоящим удовольствием, как сегодня - товарищеский ужин с Зайцевым или Юдашкиным.
Не уверен, что все читатели осознали: наступают "последние секунды" Эры денег, о чем так пламенно мечтали классики марксизма-ленинизма. Только сами деньги вовсе не исчезнут. Они перекочуют из наших кошельков во чрево все того же всемогущего компьютера, и он станет показывать нам фигу, как только мы слишком часто начнем совать нашу магнитную карточку во всякие соблазнительные щелочки. А раз денежные потоки контролирует компьютер, то зачем ему тысячи банкиров и миллионы симпатичных банкирш? Он и сам справится с их утомительным трудом.
Подходишь к зданию министерства или какой-нибудь районной управы благочиния и с тоской думаешь: Господи, сколько тысяч людей каждодневно протирают здесь с десяти до шести свои штаны и юбки с единственной целью: выдать тебе справку о том, что никаких справок не выдается. Все то же самое может за секунду проделать компьютер: набрал на кейборде соответствующий код - получай на мониторе искомое. Так оно и произойдет вскорости.
Я лично уверен, что многие читатели "Труда" помоложе доживут до того времени, когда можно будет забраться в салон автомобиля - своего ли, наемного ли, все едино - нажать на клавишу "Тверская, 13" или, наоборот, "Белорусский вокзал" - и развернуть газету. Все остальное сделает компьютер-автошофер - вплоть до бесплодной ругани с таким же компьютером-гаишником. Иными словами, не за горами время, когда профессия шофера станет столь же экзотичной, сколь сегодня - кучера или погонщика верблюдов.
Читатель сам может продолжить это путешествие в будущее ближайших двух-трех десятилетий - в меру своего воображения. Добавлю лишь, что всезнающие эксперты довели это путешествие до конца и определили: то, что сегодня с трудом выполняют 100 процентов работающих, завтра будут делать как максимум 20 процентов. И возникает сложнейший вопрос: куда девать остальные восемьдесят? Не в очередь же к окошечкам биржи труда их ставить - это будет похуже Албании и Чечни, вместе взятых.
Наука социология (точнее, одна из ее ведущих отраслей - социология труда) подсказывает такие возможные пути решения проблемы.
Во-первых, подумать о рациональном сокращении рабочей недели. На Западе уже развернулся процесс перехода от 40-часовой к 35-часовой рабочей неделе. На повестку дня встает вопрос о переходе на 32-часовую. Это дает возможность занять на одном рабочем месте двух работающих и напрочь забыть о субботах-воскресеньях. Поработал с понедельника до обеда в среду - и выходи на другой неделе с обеда в среду до вечера воскресенья. А потом - наоборот. Возможны и иные варианты, но цель одна: приобщить к участию в производственной жизни общества возможно больше желающих. Ведь это так важно для полноценной жизни каждого! И не забыть, что месяц отпуска летом никак не вредит месяцу отпуска зимой...
Во-вторых, перестать издеваться над женщиной-матерью, считая дни и копейки ее декретного отпуска. Общеизвестно, что наша демографическая ситуация катастрофична: начинается стремительное вымирание народа со скоростью до миллиона человек в год, и поэтому сегодня каждая роженица - мать-героиня, спасающая нацию от исчезновения с лица земли. Это означает как минимум необходимость в полугодовом предродовом отпуске и трехлетнем послеродовом. С оплатой по меньшей мере в размере среднего заработка. И с соответствующими сдвигами в структуре занятости. Во всех цивилизованных странах работает не более двух третей женщин - остальная треть несколько лет сидит дома с детьми. И только у нас 90 процентов женщин заняты на производстве - с кошмарными социальными последствиями для жизни общества.
В-третьих, миллионы взрослых должны проторить путь в детсад и школу. Не в качестве педагога - это профессия, к которой пригодны не более 2-3 процентов работоспособных. А в качестве социального работника в сфере образования - помощника воспитателя и учителя по внеклассной работе с детьми. Пусть на час в день, пусть на полдня в неделю - лишь бы помочь хоть немного сузить разверзающийся ныне пресловутый "разрыв поколений", грозящий обществу очень крупными неприятностями.
В-четвертых, те же самые миллионы взрослых в иные дни и часы своей рабочей недели должны проторить дорогу в учреждения здравоохранения - опять-таки не в качестве врачей и фельдшеров, даже не в роли нянечек-санитарок, а в качестве социальных работников в сфере здравоохранения - сестер и братьев милосердия для столь необходимого каждому больному повседневного духовного общения с ним. Излишне говорить о важности этого.
В-пятых, стремительно растущее свободное время грозит превратиться из социального блага в социальное зло: ведь далеко не каждый способен сам организовать свой досуг. Выход один - тысячи и тысячи клубов по интересам в каждом городе. Но каждый такой клуб - это по меньшей мере десяток организаторов, социальных работников в сфере досуга. Вновь и вновь миллионы новых рабочих мест.
В-шестых, загрязнение окружающей природной среды идет такими темпами и масштабами, "зоны экологического бедствия" расползаются по карте столь грозно, что избавление от надвигающейся катастрофы видится одно: "Армия спасения природы" - армия социальных работников в сфере экологии, которые очистят и восстановят то, что мы годами и десятилетиями бездумно загрязняли и разрушали...
Читатель может продолжить этот перечень. Но один из выводов напрашивается сам собой: чтобы наступающее столетие не стало столетием массовой безработицы, XXI век должен стать Веком социального работника. Такой же массовой профессии, какой был рабочий в XX и крестьянин в предшествовавших веках.
Есть другие предложения? - спрашивает академик Бестужев-Лада.Футурологи готовы выслушать и учесть любое из них, если оно не окажется за гранью, отделяющей рабочую гипотезу в науке от фантастики.
Пусть даже научной фантастики.