- Алексей, раньше программа "Человек и закон" была своеобразной юридической скорой помощью, помогавшей телезрителям разобраться в тонкостях и хитросплетениях нашего законодательства. Почему под вашим руководством программа идет по совершенно другому пути?
- Изменились время и телевизионный рынок. Юридическая помощь в чистом виде может выходить, допустим, в три часа дня, когда какой-нибудь адвокат будет давать советы для бабушек и дедушек. Но после 22 часов, когда на других каналах идут сериалы и развлекательные программы, чтобы рейтинг был не 0,3 а 10, нужно ставить в эфир именно то, что делаем мы сейчас, то есть жесткие журналистские расследования. Мы не можем не думать о том, смотрят нас или нет.
- Иногда складывается впечатление, что главной целью вашей программы является погоня за рейтингом, причем любой ценой. Например, не так давно в материале об убийстве Рохлина было заявлено, что он стоял во главе некоего заговора с целью осуществить переворот в нашей стране, поэтому его и убрали. Понятно, что подобными сенсациями вы привлекаете к себе внимание, но покуда эти факты не подтверждены судом, имеете ли вы моральное право их обнародовать?
- Имеем. Я категорически не согласен с посылом, что журналист имеет право сообщать только то, что прошло через суд и прокуратуру. Как же тогда быть с расследовательской журналистикой?! Все, что рассказано о деле Рохлина, - правда, поэтому мы имели право выдать это в эфир. Вообще же у нас главный критерий прохождения любого материала в эфир - его соответствие истине. А если мы в чем-то не правы или врем, то судите нас.
- Кстати, а в суд на вас часто подают?
- Да. Но только однажды мы проиграли и нам присудили смехотворный штраф - 130 рублей. Поверьте мне, если бы в материале о деле Рохлина мы хоть в чем-нибудь солгали, нас бы давным-давно затаскали по судам.
- В таком случае почему же это дело не имело продолжения?
- Вопрос не ко мне. Журналист не может кого-либо осудить, посадить в тюрьму, то есть вершить правосудие. Мы проводим собственные расследования и информируем общество о полученных результатах.
- Часто в программе, кроме ваших съемок, используются кадры, снятые спецслужбами. Но если вам их предоставляют, значит, кто-то заинтересован в том, чтобы эти материалы прошли в эфире...
- У нашей программы есть связи в структурах, располагающих определенной информацией, - прокуратуре, правительстве, ФСБ, МВД... Но не они нам звонят и что-то предлагают, а, наоборот, мы их долбим звонками, сами выпрашиваем у них материалы, иногда даже грозим Законом о СМИ. Но я не буду скрывать, что со многими влиятельными людьми у нас очень хорошие, наработанные годами отношения. Я не считаю спецслужбы врагами народа, которые думают только о том, как слить информацию, как задушить всех вокруг, совершить в стране переворот, а всех журналистов посадить в кутузку. Уверен, что такое восприятие давно принципиально устарело.
- Первый канал является проправительственным. Как вы считаете, насколько вы свободны в своих расследованиях?
- Лично я не ощущаю никакого давления. У меня независимая компания. Программу "Человек и закон" я могу выпускать как на Первом, так и на других каналах. Не понимаю ваш намек на "проправительственный канал". Если нам станет известно, что в правительстве кто-то берет деньги, поверьте, я об этом тут же расскажу. Но если правительство предпринимает шаги, которые я поддерживаю, то почему бы нам не рассказать и об этом? Мне кажется, время тупой оппозиционной журналистики давно прошло.
- Памятны события вокруг НТВ, связанные якобы с его долгами Газпрому. Все кончилось тем, что команда журналистов покинула этот канал. Первый, на котором уже нескольких лет висит 100-миллионный долг Внешэкономбанку, в каком-то смысле находится в похожем положении. Понятно, что этот долг пролонгируется до тех пор, пока канал устраивает власть, значит, ваша программа, являющаяся одним из политических рупоров, должна соответствовать определенным критериям?
- Первый канал регулярно платит проценты по этому долгу, являясь для Внешэкономбанка выгодным бизнес-партнером. Но эта задолженность не делает канал зависимым от кого-либо, потому что наложить арест на его счета или имущество сейчас никто не может. И потом канал такого масштаба, как Первый, исторически был государственным и как государственное СМИ должен нести ответственность перед всем обществом. Между прочим, Би-би-си в таком же положении, однако поверьте мне, с точки зрения идеологии это очень жесткий канал. Мы вообще анархисты по сравнению с журналистами Би-би-си.
- Со спецслужбами программа согласовывается?
- Нет. В свое время была ситуация, когда мы почти три года не общались с МВД. Потому что на одном совещании в 1997 году кто-то из эмвэдэшной пресс-службы позволил себе сказать: "О "Человеке и законе" волноваться не стоит, я с ними договорюсь, это наша программа". Мы возмутились и перестали общаться. За это они нам перекрыли источники информации, но мы продолжали вести милицейские темы, причем предельно жестко. И года через три они нам сказали: "Давайте дружить". Информационный рынок сейчас достаточно свободный, и если мы, к примеру, поссоримся еще с кем-то, я всегда найду возможность воспользоваться другими источниками и раскрыть практически любую тему.
- Правда ли, что после интервью вашей программе зам. начальника оперчасти МУРа Евгений Тараторин был арестован?
- Это наша боль. Действительно Евгений Тараторин был в нашей программе, а спустя три месяца его арестовали по делу "оборотней". Прокуратура возбудила против него дело за утечку информации.
- Какие же секретные сведения он вам передал?
- Он сообщил, что после взрыва у "Макдоналдса" на Юго-Западной муровцы начали прослушку телефонных разговоров некоторых чеченцев и поняли, что в Москве готовится еще серия терактов. В результате арестовали несколько человек в Крылатском, двое из которых показали, что в Москве должны произойти взрывы у Зала Чайковского, в метро и в кафе "Пирамида" на Пушкинской площади. Взрыв у Зала Чайковского не произошел только потому, что следователи спугнули террористов и они перенесли заряды в "Норд-Ост". По той же самой причине захват ДК состоялся на две недели раньше и не был до конца подготовлен террористами. Но расследование по определенным причинам тормозилось. Мне до сих пор кажется, что Тараторин нам не врал. Другой вопрос: зачем он к нам приходил? Осталось лишь гадать...
В последние годы случаются разные ЧП из-за того, что разные спецслужбы существуют как бы сами по себе из-за их несогласованности. Когда в 1977 году в Москве группа террористов-армян взорвала метро, так уже через неделю следственные органы вышли на организаторов. Потому что был единый штаб действий. Тогда по одному обрывку сумки сумели вычислить и найти преступников. А сегодня случается такое, что информация о том, что в Москве должно что-то произойти, может остаться "внутри" только одной структуры.
- Вас часто узнают на улицах?
- Случается. Но это меня в основном раздражает. Хотя и забавные случаи бывают. Как-то я подошел к газетному киоску, продавщица из своего окошка внимательно на меня посмотрела и сказала: "Кажется, я вас откуда-то знаю". И потом, задыхаясь от радости, воскликнула: "Вспомнила! Мы же работали с вами на пивзаводе. Вы - зам. начальника разливного цеха". Чтобы не разочаровывать пожилую женщину, я, еле сдерживаясь от смеха, согласился: "Точно". Мы с ней обсудили, как поживают наши "общие знакомые", и расстались друзьями. Потом еще долго - стоило вспомнить тот разговор с киоскершей - у меня поднималось настроение.
Беседу вел