БРАТ
- Михаил Владимирович, вы - младший брат самого известного советского поэта. Расскажите, пожалуйста, как сильно он повлиял на вашу судьбу, какие у вас отношения?
- Мой старший брат, Сергей Владимирович Михалков, всю жизнь помогает и мне, и среднему брату Саше... В голодном 31-м умер отец, мне было тогда 9 лет. Мы жили в семиметровой коммуналке на Башиловской улице. Сергей остался старшим мужчиной в семье и пошел работать чернорабочим, чтобы нас накормить. Сергей помог и мне и Саше встать на ноги, получить образование... Перед войной я закончил пограншколу НКВД, изучил немецкий язык и потом служил в штабе семьдесят девятого погранотряда в Измаиле. Саша тоже был пограничником в Закавказье...
Когда Сергей узнал, что я сижу в Лефортове, - это был для него, конечно, удар... Зная коварство бериевского режима, он искал возможности меня освободить. Я не буду подробно об этом рассказывать. Сергей все описал в своей книге "От и до". После освобождения, после четырех лет тюрьмы и лагерей, у меня были большие сложности со здоровьем. Брат привез меня домой в состоянии полной дистрофии... Сергей искал лучших в стране врачей. Позднее он поспособствовал изданию моих первых книг. Много он помогает и брату Александру, ему сейчас 83 года, он тяжело болеет, но продолжает работать как журналист, историк.
РАССТРЕЛ
- А как вообще могло случиться, что брат автора Гимна СССР оказался в советской тюрьме, почему он сразу не вытащил вас оттуда?
- Дело в том, что Сергей считал меня погибшим. Еще в 1942 году один военврач, бежавший из немецкого плена, сообщил Сергею, что я был расстрелян в Кировоградском лагере вместе с евреями... Я действительно попал в плен, когда прорывался из "Киевского котла".
В лагере прошел слух, что немцы-барахольщики из охраны за деньги освобождают военнопленных. И вот я предложил деньги. Немцы их взяли, а потом отвели меня в барак с евреями, которых утром должны были расстрелять. Так выглядело это "освобождение". На следующий день повезли ко "рву смерти", где расстреляли сразу 800 человек. Мне повезло, что я попал в первую машину и меня заслонили от пулеметов сотни приговоренных со следующих грузовиков. Я упал с первыми выстрелами. Когда стрельба закончилась и немцы пошли добивать раненых из автоматов, на мне лежало несколько трупов. Вновь повезло, и меня даже не задело. Когда почувствовал, что меня кидают в ров, понял, что все-таки остался жив. И начал потихоньку выбираться... Но сверху падали все новые и новые трупы... В конце концов меня завалили, я потерял сознание. Ночью пришел в себя, с трудом выбрался наружу, весь окровавленный, грязный добрался до деревни. Одна сердобольная старушка меня переодела, накормила, и я пошел прорываться дальше к нашим, но снова попал в плен... Уже в Александрии. Там фашисты расстреляли каждого десятого. У меня был номер 19. После войны был награжден орденом Славы третьей степени за организацию последнего побега в феврале 42-го...
ПОБЕГ
Это случилось в городе Днепродзержинске. Наша группа военнопленных работала при госпитале. И вот здесь была организована группа лагерного подполья. Руководил ею бывший секретарь Сумского обкома Дмитрий Цвентарный, я был его первым заместителем, а вторым - капитан НКВД Бойко из Кишинева. Наша группа связалась с местным подпольем и организовала групповой побег. И снова в форме немецкого солдата я направился на север, к фронту.
Нарвавшись по пути на немцев, я удачно отработал легенду о том, что отбился от части, и... оказался переводчиком в штабной роте капитана Берша в дивизии СС "Великая Германия". Добывая для роты провизию, я мог вне подозрений связываться с подпольем и передавать оперативную информацию за линию фронта, снабжать партизан оружием, спасать население от карателей. С ротой капитана Берша я попал в Европу, когда танковая дивизия "Великая Германия", потрепанная под Харьковом, была отправлена на переформирование в Румынию.
После Румынии судьба разведчика забрасывала меня в Венгрию, Швейцарию, Бельгию, Турцию, Латвию, Польшу и Германию. Во французском Сопротивлении работал с резидентурой еще царского генштаба. Так что бороться с фашизмом мне довелось на разных территориях, под разными именами. Даже командовал танковой ротой в форме эсэсовского капитана из дивизии "Мертвая голова"...
КАПИТАН СС МИХАЛКОВ
- Михаил Владимирович, и как вы "дослужились" до офицерского чина СС?
- В конце 1944 года я руководил партизанской группой в Латвии. Красная армия наступала, а у меня были собраны важные оперативные сведения. Поэтому надо было переходить линию фронта. Для этого я переоделся в форму капитана СС, которого убил во время партизанского налета на немецкий обоз. Но при переходе линии фронта попал в полевую жандармерию... Меня как офицера СС сразу даже не обыскали. Вскоре мне удалось бежать. Неудачно спрыгнув с пятиметровой высоты, сломал себе руку, повредил позвоночник... С трудом добрался до ближайшего хутора и там потерял сознание. Хозяин хутора, латыш, отвез меня на телеге в госпиталь, естественно, немецкий. Когда я пришел в себя, меня спросили, где мои документы. Я ответил, что они остались в кителе. В общем, не найдя документов, мне выписали карточку на имя капитана Мюллера из Дюссельдорфа. Именно Дюссельдорф я назвал потому, что к тому времени он был полностью уничтожен авиацией союзников и проверить мою легенду уже не было никакой возможности. Да и дивизия "Мертвая голова", в которой я якобы служил, была уже разгромлена. В госпитале меня прооперировали, и из города Либавы я был эвакуирован в Кенигсберг с новенькими документами капитана эсэсовской дивизии "Мертвая голова". Меня снабдили карточками на три месяца, выдали 1800 марок и предписали трехмесячный домашний отпуск - долечиваться. Потом я должен был явиться в Лиссу на переформирование высшего комсостава СС. Там я и командовал танковой ротой.
"ГДЕ ГИТЛЕР - ТАМ ПОБЕДА"
- А что это за история с эсэсовским гимном, который вы якобы написали?
- Это был не гимн, а строевая песня: "Где Гитлер - там победа". Когда командовал танковой ротой в Лиссе, я уже прекрасно вошел в роль эсэсовского офицера - знал жаргон, субординацию, устав, немецкие песни и карточные игры. Но настоящий офицер-танкист из меня, конечно, не мог получиться. Я ведь не проходил специальной подготовки, не мог вести политзанятия по "Майн кампф", плохо знал матчасть, техническую терминологию. Естественно, начались доносы, что у меня занятия по матчасти ведет фельдфебель, и так далее. Чтобы на какое-то время отвести от себя подозрения, я решил выслужиться и написал строевую песню для роты. На полигоне солдаты эту песню разучили и, возвращаясь в часть, пропели ее под окнами штаба. Меня тут же вызвал к себе генерал: "Что это за песня?". Я ответил, что слова и музыку сочинил сам. Генерал был очень доволен, и, таким образом, мне удалось на какое-то время вернуть доверие начальства. Но проколы продолжались, я почувствовал, что меня в конце концов могут разоблачить, и сбежал. Сменил легенду, документы и оказался в Польше, в Познанской школе военных переводчиков. А 23 февраля 1945 года вышел к своим. Кстати, переходя линию фронта, я зарыл на окраине Познани два подсумка с бриллиантами, которые забрал у двух убитых фрицев. Наверное, до сих пор там где-то лежат. Вот если бы удалось туда съездить, может, и нашел бы...
СМЕРШ. ЛУБЯНКА. ЛЕФОРТОВО
- И как сложилась ваша судьба потом?
- После выхода к своим я попал в СМЕРШ. Оттуда после проверки меня вызвали на Лубянку. Через полгода был репрессирован и посажен в Лефортово в камеру пыток. Потом - лагеря... В очень трудных условиях я выдержал четыре года... Но, к счастью, мне удалось передать весточку брату Сергею. Я был освобожден, полностью реабилитирован, получил соответствующие награды за работу в подполье. Кстати, до сих пор читаю лекции будущим разведчикам... Между прочим, под псевдонимом "Михаил Андронов" написал множество пионерских и патриотических песен, несколько книг о разведчиках. А сейчас готовится к выходу в свет моя книга о Вольфе Мессинге, знаменитом гипнотизере. Почему о Мессинге? Потому что после войны я десять лет был его куратором, но это отдельная история...