Мы уже рассказывали об этой дикой с точки зрения здравого смысла да и международных конвенций по правам человека истории. Наталья Захарова с 1993 года живет во Франции, где оказалась после того, как вышла замуж за парижанина, врача-стоматолога Патрика Уари. Спустя два года у нее родилась девочка, которую назвали Машей. Но семейная жизнь у Захаровой на чужбине не сложилась, и в 1997 году брак был расторгнут. По суду девочка осталась с мамой, а супруг получил право на регулярные свидания с дочерью. Тем не менее долгое время он не подавал признаков жизни. Лишь спустя полтора года объявился и забрал Машу на причитающиеся ему по суду месячные каникулы.
Как мне рассказывала Наталья Захарова, вернулась девочка в ужасном психологическом состоянии, а ее тело было покрыто гематомами, что было засвидетельствовано у врача. На отца завели уголовное дело, но в ходе судебного разбирательства было принято по меньшей мере странное решение: поместить Машу в приют, дабы, как говорилось в нем, "защитить ее от серьезного семейного конфликта". Семьи в то время уже не существовало. Маша, окруженная любовью и заботой матери, нормально развивалась, а ее с ней разлучают... Абсурд. Более того, вскоре Наталья Захарова, которая, как и ее экс-супруг, по суду получила возможность на периодическое общение с дочерью, была его лишена под тем предлогом, что девочка "бурно реагирует" на встречи с матерью, которая "вопреки запрету" говорит еще с ней на русском языке.
Долгие месяцы Наталья не только не видела Машу, ей было даже запрещено с ней разговаривать по телефону. К этому делу подключилось посольство РФ в Париже, которое направило соответствующие реляции в высшие французские инстанции. Совсем недавно им занялся один из самых блистательных местных адвокатов Поль Ломбар, который ужаснулся творимой несправедливостью, о чем поведал на страницах столичного еженедельника "Фигаро магазин".
- Я считаю, - заявил он, - что мадам Захарова способна великолепно осуществлять свое материнское право, и задаюсь вопросом: правильно ли забирать ребенка у матери, которая ничем не заслужила такого с ней обращения? Я задаюсь вопросом, не является ли запрет на общение матери и ребенка на родном языке нарушением Европейской конвенции по правам человека?
Ответы на эти законные вопросы, казалось бы, очевидны. Правда, не для тех, кто принимал драконовские решения в деле Захаровых.
- Как выглядела Маша? - спрашиваю я актрису.
- Меня потряс ее вид, - голос Натальи Захаровой дрожал. - Машенька была какая-то безжизненная. Похожа на маленький скелетик. Чудовищно худая, и поначалу без каких-либо эмоций. Она даже не могла улыбаться. Только в конце нашей встречи стала немного смеяться. Первая фраза, которую дочь произнесла, потрясла меня. Она сказала: "Мамочка, они опять с меня сорвали крестик". Девочка снова была без нательного креста. И когда я спросила, кто это сделал, она побоялась мне ответить.
- На каком языке вы с ней разговаривали?
- На французском, потому что Маша за прошедшее время совершенно забыла русский язык. Я сфотографировала ее, потом по моей просьбе нас запечатлели вместе. Мой адвокат Поль Ломбар, когда увидел снимки, был глубоко потрясен и возмущен тем, до чего довели ребенка как морально, так и физически. Он решил срочно требовать свидания раз в неделю и чтобы девочку обследовали специалисты-медики. Даже на фотографиях невооруженным глазом видно, что ребенок тяжело болен.
- О чем вы говорили с Машей во время свидания?
- Она сразу вцепилась в меня, обняла за шею. Мы сидели, не разжимая рук. Знаете, практически ни о чем не говорили. Гладили друг друга, я целовала ее, задавала вопросы. Потом она мне рассказала, что уже была дома у отца - моего бывшего мужа.
- Это значит, что он теперь не только может навещать Машу, но и в отличие от вас забирать ее к себе?
- Это записано в последнем решении судьи Мари-Жанн Симонен. Ему действительно разрешено забирать Машу, хотя до сих пор не закрыто дело, которое было на него заведено по обвинению в избиении ребенка. 5 июня мэтр Ломбар в течение трех часов заседания трибунала города Нантерр требовал восстановить справедливость и немедленно передать девочку мне, чтобы я занялась ее здоровьем. Но содержание в приюте было продлено еще на год без объяснения причин.
Более того, до сих пор я не имею права звонить своему ребенку по телефону, а все встречи должны проходить на французском языке. Причем слово "французском" в документе написано заглавными буквами. Мы опротестовали решение о годичном продлении и подали на апелляцию. Но не будем забывать, что прошлая апелляция была отвергнута, и у меня нет никакой уверенности, что то же самое не произойдет на этот раз.
- Когда вы снова увидите Машу?
- Не скоро. В августе в социальной службе каникулы, и свиданий не бывает, но мой бывший муж имеет право забирать Машу, гулять с ней. А это означает, что мой ребенок, вероятно, опять будет подвергаться опасности. Что дальше? Мэтр Ломбар потребовал заключения медицинской комиссии Кассационного суда о состоянии здоровья дочери. 21 сентября в апелляционном суде Версаля вместе с российским адвокатом Мариной Захариной он будет опять настаивать на пересмотре дела. Несправедливым решением девочка лишена матери, русской культуры, языка, нормального воспитания. Чудовищно, но факт - Машенька была даже лишена права носить нательный православный крест. Как такое может происходить на родине прав человека в демократической Франции, я не понимаю. Я написала письма Жаку Шираку и Владимиру Путину. Считаю, что только вмешательство российского президента может помочь мне и Машеньке.