- Всеволод Иванович, почему именно сейчас возник особый интерес к молекулярной медицине и биобезопасности?
- Вас пугает взаимосвязь? Конференция прямо не связана с угрозой терактов. Тема террористических угроз присутствовала, но не более того. Потому что есть вещи не менее страшные. Почему, например, никого не смущает, что в России сегодня миллион ВИЧ-инфицированных? Эти люди обрекаются на гибель потому, что государство не в состоянии оказать им помощь.
- По сути, вы ведете речь о выживании нации?
- Конечно. Никакой бен Ладен не принес в страну извне туберкулез или гепатит С. Это возникло в недрах нашего собственного социума. И задача государства - дать обществу инструмент, чтобы противостоять беде, которая может коснуться каждого.
- А как государство относится к вашей отрасли?
- Мы просто не замечаем активного формирования новой дисциплины под названием "молекулярная медицина". За последние 15 - 20 лет человечество накопило гигантский объем информации, которая рассматривает жизнедеятельность человека и других экологических объектов как взаимодействие молекул. И открылись неограниченные возможности, например, для создания нового поколения лекарственных препаратов. Нового типа медицины вообще.
- Любое новое знание можно использовать не только во благо...
- Вы правы. В лабораторных условиях можно конструировать новые биообъекты. А это означает безграничные возможности для создания нового биологического оружия.
- Например?
- Начиная от создания модифицированных микробов и вирусов и заканчивая конструированием новых типов препаратов, которые обладают высочайшей избирательностью, в том числе этнической. Повторюсь, мы на пороге новой фармакологии, новой медицины.
- Новой медицины? В ЦКБ или где-то за Полярным кругом?
- Увы, несмотря на стремительный научный прогресс, медицина становится все более "изысканной", индивидуальной, дорогой. За скобки ушли проблемы массового здравоохранения. Что вы знаете о туберкулезной ситуации в стране? В России есть регионы, Ивановская область например, где до 40 процентов случаев туберкулезной инфекции вызваны так называемыми полирезистентными (устойчивыми к лекарствам) штаммами. Это штаммы, на которые не действует ни один антибиотик. Когда мы говорим о биоатаке террористов, это сотни жертв. А туберкулезных больных у нас десятки тысяч. И их нечем лечить.
- Неужели нет лекарств?
- Страна не производит ни одного препарата, который действовал бы на полирезистентный штамм. Повторяю: биотерроризм еще можно предотвратить, а вот эта беда уже на пороге. Мы по-прежнему используем, например, в роддомах, так называемую БЦЖ-вакцинацию. Она разработана около 80 лет назад. Диагностика туберкулеза делается с помощью реакции Манту. Этому малоинформативному тесту около 100 лет! А мы продолжаем использовать его в качестве основного метода диагностики.
- Получается, что с туберкулезом в России - как в гражданскую войну. Ну а ВИЧ, чума ХХ века?
- Вылечить это заболевание пока невозможно, потому что вирус обладает феноменальной способностью адаптироваться к любым видам терапии. Речь идет лишь о продлении жизни пациентов. По самым скромным подсчетам, на продление жизни такого пациента, а это государственная задача, надо лекарств на 10 тысяч долларов в год. Повторю, у нас около 1 миллиона инфицированных... А что происходит с гриппом? Мир живет в ожидании пандемии. За последние годы зарегистрированы случаи так называемого "птичьего гриппа", который "научился" преодолевать межвидовые барьеры и завтра может стать человеческим вирусом. У людей, кстати, нет к нему иммунитета, как нет пока и вакцины.
Средства от гриппа не рекламирует только ленивый. Но в мире известен только один препарат, который лечит грипп, - ремантадин. Так вот, в России его не производят.
- Но ведь есть же отечественные вакцины?
- Если речь идет о пандемии, то невозможно в короткий срок вакцинировать миллионы людей. Раз так, то лекарства - единственное средство защиты для больших масс населения.
Я только обозначаю проблемы. Например, гепатит С. Двух базовых препаратов при гепатите С (интерферона и рибоверина), производство которых в России хоть как-то налажено, катастрофически не хватает. А о разработке новых речи нет. Туберкулез, ВИЧ, грипп, гепатит. Угрозы эти будут только возрастать. Самое страшное - у нас нет инвестиционной политики в области разработки новых препаратов. За последние 10 лет в Фармкомитете не зарегистрировано ни одного нового отечественного лекарственного препарата.
- Скажите, вы отчаявшийся ученый?
- Я действующий ученый. У молекулярной медицины есть гигантские возможности по созданию нового поколения лекарственных средств профилактики. Наука готова. Нужны воля, специалисты и финансовая поддержка. И тем не менее у нас разработана вакцина для лечения рака шейки матки. Уже существуют диагностические системы для генетического прогнозирования онкологических заболеваний. Вся мировая медицина смещает акцент в сферу профилактики, потому что это гораздо дешевле. Мы разработали наконец-то новую вакцину против туберкулеза и новый диагностический реагент - замену устаревших БЦЖ и Манту. Лабораторные испытания закончены, пора заниматься клиническими испытаниями, производством.
- И деньги у вас на это есть?
- Деньги есть у государства и частного бизнеса. Государство обязано создать условия, обеспечить финансовую поддержку институтам, работающим в сфере прогрессивных медицинских технологий. Кроме того, оно должно сказать предпринимателям: бизнес обязан заняться решением социально значимых задач. Коммерсанты, как ни странно, готовы к контакту. Государство должно объявить бизнесу: в определенных областях медицины мы нуждаемся в новых революционных разработках. Я не чиновник, я ученый. Но у меня есть уверенность, что бизнес пойдет в научно-исследовательские институты в поисках таких разработок. И будет их финансировать. Да, проект должен быть окупаем, и помочь коммерсанту в этом должно государство, например, гарантируя выкуп части продукции.
И самое главное - я уверен: отечественная наука жизнеспособна. Да, мы не можем оперативно реагировать на новые угрозы, в отличие от США у нас нет столь четкого взаимодействия государства, бизнеса и фарминдустрии. Но, как и Америка, мы пришли к тому, что здоровье населения - это не только расходы. Это окупаемый бизнес, попутно развивающий множество технологий.