Профессор Фидлер, к которому я приехал в Лейпцигский университет в 1989-м и у которого, к слову сказать, на кафедре трудилась Ангела Меркель, как-то сказал, что у каждого немца на 20 лет вперед расписан каждый чих: когда он купит холодильник, стиральную машину, нормальное авто вместо привычного «Трабанта», когда на крохотном участке он поставит вожделенное бунгало...
Вспомнил я герра Фидлера неспроста: вчера наше Федеральное агентство научных организаций (ФАНО) разослало в институты РАН пакет удивительных документов.
ФАНО предложило директорам этих учреждений заполнить государственные задания для своих институтов до 2016 года и между прочим сообщило, что только по этим данным и будут выделяться деньги на науку. А времени на все отвело им аккурат календарную неделю. Вот как бы ученый – любой западный – отнесся к подобному щедрому предложению – расписать свои будущие публикации на годы вперед? Если он не управленец от науки, а действительно ученый – сам рождает идею, ставит себе задачу, мучается над ней год, два, а то и всю жизнь?
Момент этого исторически первого обращения чиновников, посаженных правительством Медведева управлять отечественной наукой, к подведомственным им с недавних пор научным институциям совпал с очередным заседанием президиума РАН, и нам удалось практически в режиме реального времени понаблюдать за ответной реакцией академиков. В наиболее политкорректной форме ее выразил президент РАН Владимир Фортов: «В течение двух дней мы всем директорам дадим ответ, что делать». То есть по стойке «смирно!» не встали, и выполнять не торопятся.
И дело здесь вовсе не в сроках, рекордных даже для планирования работы одного отдельно взятого серьезного ученого; не думаю, что нынешних академиков вообще можно подкосить подобным авралом, потому что за десятилетия смутных времен они уже попривыкли к жестким дедлайнам наших научных фондов. Нет, загвоздка совсем в другом: ФАНО, первоначально заявлявшееся закулисными идеологами реформы академии исключительно в качестве этакого всероссийского околонаучного завхоза, который будет отвечать лишь за состояние институтского отопления, крыши и канализации, выкатило ученым такой перечень контрольных позиций, который не оставляет никаких сомнений – управленцы намерены контролировать в академии каждый научный вздох.
В самом деле: согласно требованию ФАНО, каждый институт академии должен предоставить ему ни много ни мало, а исчерпывающие, детальнейшие сведения обо всем спектре научных исследований своих институтов – с полным перечнем всех научных направлений, которые они будут развивать, всех новых (то есть, если рассуждать логически, доселе абсолютно неведомых!) научных результатов, которые будут получены за это время.
С подробным описанием их потенциальной коммерциализации, с расчетом соответствующего экономического эффекта и, наконец, с указанием математически точного количества научных публикаций в рецензируемых журналах, отечественных и зарубежных. И все это – на три года вперед.
Причем совершенно понятно, что требование по количеству статей исходит даже не от ФАНО, а от Минфина, что говорит лишь об одном: и в ФАНО, и уж тем более в самом Минфине сидят отнюдь не специалисты по научному менеджменту (а чтобы там знали, в просвещенном мире существует такая важная и очень востребованная профессия – наукой управлять), а в лучшем случае бухгалтеры, которые просто не знают, как по-другому можно оценить эффективность фундаментальной науки. Менее дипломатичный академик Валерий Рубаков высказался об этом точнее: «Это бред! Все равно что сказать художнику, чтобы он запланировал, сколько он картин напишет за три года и на какую тему».
Впрочем, потерявши голову, по волосам не плачут: стоит ли вообще удивляться, что первый «фановский» блин вышел комом? Вместо этого предлагаю задуматься о том, почему федеральный закон о реформе РАН пусть и принимался в беспрецедентно циничной форме, но все же хоть как-то обсуждался – и в научном сообществе, и в Думе. А положение о полномочиях ФАНО – абсолютно ключевого, по замыслу реформаторов, инструмента преобразования научной сферы – как придумали в недрах кабмина, так, никого не слушая, сами и утвердили. То ли еще будет.