Ему было 82, он тяжело болел и мучительно уходил. На прощании с патриархом были сказаны приличествующие моменту слова, помянуты истории о его высоком профессионализме и верном служении профессии, выпита поминальная рюмка. Но остается щемящее чувство не просто личной утраты дорогого человека, а слома какой-то существенной, может быть, несущей конструкции в жизни, без которой все шатается и грозит обрушением. Попробую объяснить.

Все нынешнее лето и осень Головачев на короткое время мог, как это он сам называл, «пропасть из эфира»: мобильник не отвечал, письма из редакции по нескольку дней лежали в его почте непрочитанными. Но обязательно наступало утро (или вечер), когда на телефоне определялся его номер и в трубке раздавался слабый голос: «Не теряйте меня. Я вернулся из больницы, прихожу в себя. Кстати, есть отличная тема...» В ответ на увещевания поберечь силы и нервы неизменно отвечал одно: «Не буду думать, переживать и писать — умру скорее».

Он был прав. Честная, самоотверженная журналистская работа была для него и смыслом, и лекарством, и той соломинкой, лодчонкой в по-осеннему холодеющем и штормящем море. Со стороны это могло показаться чем-то по-стариковски нелепым, отжившим, безнадежно устаревшим. Ну что такое сегодня наша древнейшая профессия, почему ей надо отдавать последние мысли и силы? Положа руку на сердце, кто сегодня верит в значимость и силу газетного слова?

Но он верил до последнего — и работал сообразно этой вере. Много раз проверенный и подтвержденный факт: по азарту, с каким и в 70, и в 80 лет, и в свою последнюю осень Головачев работал, по въедливости и репортерской хватке он мог дать большущую фору многим молодым коллегам. Все делал без скидок на былые заслуги, на совесть — и без малейшей одышки. Уж поверьте, я видел многих товарищей по цеху с куда более громкими именами, которым точно не помешала бы стажировка у Виталия Борисовича. Я и сам себя не раз чувствовал таким стажером...

Головачев особенно глубоко разрабатывал космические темы, хорошо знал все этапы становления отрасли. Был лично знаком с легендарными личностями, первопроходцами освоения околоземного пространства: Сергеем Павловичем Королевым, Юрием Гагариным, конструктором Глушко, с атомным министром Славским, академиком Келдышем... Он до последних дней был на связи с ведущими специалистами, экспертами и руководителями ведомств, определяющих настоящее и будущее российской науки и техники. Пользовался уважением в этом сообществе, что помогало ему получать информацию из первых рук и добиваться оперативности и глубины в освещении самых серьезных проблем.

Компетентность и настойчивость позволяли Виталию Борисовичу готовить поистине штучные публикации. Так, он сумел организовать «прямую линию» из ЦУПа с космонавтами, работавшими на МКС, а в обстановке обострившихся отношений США и РФ взял интервью у ветеранов уникального проекта — американских участников совместного полета «Союз — Аполлон»... А как он переживал утрату нашей страной былых позиций в деле освоения космоса! Каждая критическая статья его на эту тему рождалась не из чувства злорадства (чем сегодня многие грешат в перечислении бед и проблем в родном Отечестве), а из искренней и глубоко осмысленной боли за дело. Почитайте его публикации на космические темы хотя бы последних месяцев — и вы сами это ощутите.

С его легкой руки в «Труде» с острыми, принципиальнейшими статьями выступали люди, беззаветно преданные космосу. Вот эпизод из недавних. Головачеву позвонил известный космонавт, много раз летавший в командировки на орбиту: «Виталий Борисович, приезжайте, есть повод для серьезного выступления в вашей газете». А Головачев только что вернулся домой после операции, не встает. И тогда заслуженный космонавт приехал к нему на дачу, несколько часов сидел рядом с Виталием Борисовичем, и они вместе складывали статью. «Труд» ее опубликовал. Земля, конечно, не упала на небо, но в редакцию позвонили несколько человек, хорошо знающих ситуацию в космической отрасли, искренне болеющих за нее. Выходит, Головачев не зря тратил последние силы? Он считал, что не зря.

Борис Бальмонт, Герой Соцтруда, один из организаторов отечественной ракетно-космической промышленности, экс-министр, участвовавший в создании многоразовой системы «Энергия — Буран», так объяснял «феномен Головачева»: «Я с интересом следил за репортажами Головачева в «Труде» с Байконура, из ЦУПа, за беседами с космонавтами, конструкторами, учеными, потому что многие вещи он знал доподлинно, примерив их на себе в буквальном и переносном смысле. Надевал скафандр, сидел в катапультных креслах, побывал в шлюзе для выхода в открытый космос. Прошел тренировки в термобарокамере, вращался на центрифуге с большими перегрузками... Но главное — он неравнодушный человек, давно и навсегда заболевший космосом. Его преданность теме, заинтересованность в развитии отечественной космонавтики, активная гражданская позиция заслуживают огромного уважения!»

...Подобные характеристики Виталия Борисовича мне не раз приходилось читать и слышать от подлинно высоких профессионалов. И не только космических, но и от светил в области науки, техники, медицины. Чтобы добиться такого признания людей знающих и авторитетных, многим из нас, журналистов, не хватает и жизни. Головачеву хватило.

Нам, трудовцам, повезло. Сам факт совместного присутствия в одном пространстве, под одной крышей, на одной газетной полосе с таким человеком бодрил, подтягивал, заставлял спину держать ровно. На фоне унылых разговоров про то, нужны ли сегодня газеты глотателям информлент из смартфона, пример Головачева был очень весомым аргументом. С ним оставалась и передавалась какая-то юношеская, стойкая, искренняя убежденность в том, что вникать в подробности и рассказывать людям о трудных и важных делах и проблемах — занятие стоящее и далеко не бесполезное. Именно такой убежденности в нашем деле сегодня катастрофически не хватает.

С уходом таких людей отечественная журналистика теряет поистине легендарных представителей нашей профессии. Но остаются примеры настоящего, честного служения ей.