ТЕАТРАЛЬНАЯ МОНАРХИЯ
- Олег Павлович, а есть ли в стране какая-то национальная программа по духовному воспитанию молодежи?
- Программа? Как говорит чеховский профессор Серебряков, "дело надо делать господа"! И в этом - моя жесткая позиция. Вот МХТ имени Чехова дает бесплатные спектакли для московских студентов. А через год, Бог даст, откроем школу для особо одаренных в театральном отношении российских детей. Буду искать их по всей стране. Привезу в Москву человек 150, отберу для учебы порядка 24.
- Жестокая у вас профессия...
- Театр не место для демократии. Она безнравственна в театре, как и любое коллегиальное руководство - когда никто персональной ответственности за содеянное не несет. Театр - пространство образованного абсолютизма и зона повышенного социального риска. Выживут театры, научившиеся зарабатывать деньги. Это не значит, что театр может стать самоокупаемым. Это бред. Во всем мире успешный театр может заработать от 20 до 28 процентов своего бюджета. Мы зарабатываем больше, но это - исключение из правил. А так, 580 театров России - неподъемные. Ну как можно работать за 6 - 7 тысяч рублей?
М.З.: - У нас в столице, в нашем театре иные цифры. Но даже будь так, когда работаешь днями и ночами напролет над ролью, появляется праздничная усталость. Она дает ощущение внутренней свободы. Вот это мне в кайф! Такое состояние я пережила и после рождения Павлика, а потом - Маши.
- Ваш театр носит имя Антона Чехова, в МХТ идут спектакли "Вишневый сад", "Дядя Ваня"... А видите ли вы, что происходит с местами, связанными с именем великого писателя? Деревня Новоселки в Чеховском районе превращается в промзону, то же - в Мелихове. Рушится дом-музей в Таганроге... Власть либо позволяет это, либо прямо участвует....
О.Т.: - Для меня есть и другая болевая точка. Проваливается под землю чеховский дом в Ялте. Нужны большие деньги для его спасения. Я улетаю в Лондон, где среди прочих проблем буду решать и чеховскую. Там есть наши богатые соотечественники, которые способны помочь сохранению ялтинского дома-музея.
- А со стороны кажется, что вам проще решать вопросы с высшим российским руководством. Хотя в России считалось, что русский интеллигент должен быть в оппозиции. Как складывалась ваша система взаимоотношений с властью при разных режимах?
О.Т.: - Никогда не был диссидентом. С властью я сам разберусь. У меня такая русская закваска: могу барина об...ть, но если кто другой при мне позволит подобное, спуску не дам! Мне общаться с властью легче потому, что делом занимаюсь - и не жалуюсь. Я только два раза в жизни жаловался. Михаилу Андреевичу Суслову на Гришина, который душил "подвальный" театр. Суслов был депутатом Совета национальностей от Саратовской области. Видимо, потому и был благосклонен. Помню, когда подошел к нему, я поймал его руку, которую он тянул к моей щеке - то ли ущипнуть, то ли потрепать. А второй раз жаловался Михаилу Васильевичу Зимянину на то, что меня 2,5 года не пускали за границу.
- А на вас жаловались?
- Полагаю, жаловались. Ведь я увольнял многих актеров. А у нас же делать этого нельзя. Хотя... уволенные еще при жизни Олега Николаевича Ефремова, покидая наш театр, говорили: а к вам я претензий не имею.
- И талантливый Алексей Гуськов ушел "без претензий"?
О.Т.: - Он сам ушел. Видимо, театр не единственная любовь Алеши Гуськова. Не могу сказать, что его успехи в Художественном театре шли по восходящей. Он очень интересно играл в рассказе Платонова "Возвращение". А в спектакле "Кабала святош", мне кажется, играл не лучшим образом. Театр - это занятие по любви. Идите и умрите в нем, если можете, писал Белинский.
- Мы начинали разговор с проблемы духовного воспитания подрастающего поколения. Но на каких примерах литературы, кинематографа это делать?
О.Т.: - Мы живем в ожидании настоящей литературы. Вот журнал "Дружба народов" опубликовал рассказ "Пенсия" на 30 страниц о стариках на Памире. Читаешь, а в горле - ком. Хочу ангажировать Павла Санаева с его произведением "Похороните меня под плинтусом". Есть Юрий Арабов, работающий с Сокуровым. Рассчитываю на Дмитрия Быкова. Мощный рывок, думаю, зреет в нашей кинематографической среде. Наличие Звягинцева и его успехи в Венеции и Каннах - это звонок достаточно серьезный. Звягинцев мне представляется интеллигентной, мощной единицей. Он - талант очевидный.
- Положим, в кино движение уже заметно, а вот отсутствие прорывов в театре превращает эту сферу в гламурное развлечение.
О.Т.: - Не согласен. Театр Петра Наумовича Фоменко был и остается прорывом. Это смелая генерация. Дипломный спектакль Сережи Женовача - тоже прорыв! Давайте немного наберемся терпения и подождем.
- Для вас какой крест тяжелее: руководителя театра или рядового артиста?
О.Т.: - Ну вы сравнили! На сцене я занимаюсь любимым делом, за которое к тому же платят приличные деньги. Руководить - это совсем другое...
Иногда думаешь: кому оставить театр?.. Как-то в Лондоне я шел с сэром Лоуренсом Оливье, и нам встретились два молодых человека. Они так небрежно поздоровались, а он мне сказал: "Вот мои могильщики". Неверная мысль. Ведь вслед идущие - это будущая жизнь. Я доверяю молодым. И хочу дело свое передать в надежные руки. Человек, желающий руководить театром, должен уметь заботиться о других - хотя бы на треть хорошо, как он это делает для себя.
СТРОГИЙ ПАПА, ДУШКА МАМА
- Сейчас много разговоров о нацпроектах, в том числе о демографическом кризисе в стране...
О.Т.: - Стараемся, как можем. У нас с Мариной есть некое алиби в виде годовалой дочки. Участвуем в антикризисной демографической программе, отвечаем практикой бытия. Детей у меня четверо, столько же внуков. (Смеются.)
- Марина, а каков Олег Павлович в качестве отца?
М.З.: - Он строгий. Я-то думала: вот у него поздние дети, которых он станет баловать. На самом деле все наоборот. Это из меня дети могут вить веревки, и я на все соглашаюсь, с трудом отказываю.
- Поделитесь рецептом детского воспитания от Табакова? В школу часто приходится наведываться?
О.Т.: - Только когда надо подставить плечо. Не помню, ходила ли моя мама в школу. В Саратове у меня был роман с учительницей. Она пришла проведать меня: я получил воспаление среднего уха, лежал весь обмотанный. Мама, выйдя к соседкам на кухню, говорила: "Вот если б все учителя были такими, мы давно бы жили при коммунизме!" Так вот, рецепт воспитания один: надо исключить возможность, чтобы дети стыдились за своих родителей. Сын ходит на наши спектакли, в некоторых из которых я занят, и он видит, как ко мне благосклонно люди относятся. Наверное, у него рождаются мысли, что отец у него не последний в избранной профессии.
- С какого возраста он стал ходить в театр?
М.З.: - Лет с 6. На серьезные спектакли - с 8 лет. Раз пять смотрел "Белую гвардию", раза четыре - "Амадея". Он бывает очень суров в оценке нашей работы.
- Марина, что в вас изменилось за годы супружеской жизни?
М.З.: - Я сама не изменилась. Но с возрастом еще больше ценю Олега Павловича. Есть чувственное восприятие человека, но в длительном браке - а нашим отношениям больше 20 лет - голова все-таки включается. Достаточно трезво начинаешь смотреть на все, но не без замирания сердца...
- Олег Павлович не ревнует, когда вас по сюжету спектакля страстно обнимает, например, Хабенский? Есть ли некие табу, что-то дома специально оговаривается?
О.Т. (смеется): - Были чувственные сцены и с Сережей Безруковым. Так я их сам и выстраивал - делился своим опытом.
- Кто больше друг на друга влияет? Марине не мешает статус "жена Табакова"?
М.З.: - Олег Павлович говорит, что года через три-четыре он уйдет из театра. Я думаю: задержалась бы я в профессии, не будь он рядом? От него идет шквал энергии. Когда он в театре, все приходит в движение.
Не знаю, как влияю на Олега Павловича я. Он на меня - положительно. Я стала терпимее. Исчезла ревность к молодым артисткам. Я смотрю на них не как соперница, актриса, а как жена художественного руководителя и продюсера, заинтересованная в общем успехе. Хотя... было время, когда я страдала от неуверенности, от неких комплексов.
- Насколько точна в приложении к вашей семье сентенция: самое трудное в браке - перейти от любви к дружбе, не жертвуя любовью?
О.Т.: - Я не теоретик. Марина до сих пор вызывает во мне очень нежные чувства. Если это прекратится, придется полюбить природу...
- Олег Павлович, ранние дети и поздние (у вас есть и те, и другие) вызывают схожие ощущения?
- Не-е-т. Это совершенно разные вещи, хотя процесс один и тот же. Первым моим ребенком стала Полина - дочь моей дочери. Я ей попку мыл, протирал, учил делать первые шаги... А когда рождались Антон, Саша, я ходил за славой, за деньгами.
Когда случился дефолт, я потерял все свои сбережения - 120 тысяч рублей. Сейчас, когда я прихожу в Сбербанк, слышу: "Олег Павлович, возьмите компенсацию!" Не нужна она мне. Самое горькое, что обобраны-то были старики и дети.
Что касается поздних и ранних детей... Раньше я думал, что никогда не умру - впереди вся жизнь. Теперь изменилась шкала ценностей. Частенько меня посещают невеселые мысли: "А сколько еще ты будешь видеть своих детей?" Ответа нет. Это еще более печалит. Но я осознаю, что грусть эта светлая. Она - плата за ту радость, которую мне подарил Господь. В своем далеко не юном возрасте у меня есть возможность подключиться к этим энерджайзерам и подзаряжаться от них. Когда я обнимаю, ласкаю своих детей и внуков, ощущаю регенерацию жизненных и творческих сил. А вообще дети и внуки наводят на мысль о бессмертии.
- А друзья? С кем вы дружны?
О.Т.: - Друзья есть. Но они все больше из других сфер. Это, наверное, такой инстинкт самосохранения.
ДВОЙНАЯ БУХГАЛТЕРИЯ
- Заговорили об инстинкте самосохранения - и вспомнилась давняя история, когда вы готовили покушение на Сталина...
О.Т. (смеется): - Это было в Саратове. Я пытался создать подпольную организацию. Было несколько друзей, которых стремился рекрутировать в нее. Согласился только Юрка Гольдман. Но не случилось: Сталин умер. Мне в ту пору было 17 лет. Кстати, мой самый большой театральный успех был связан как раз с именем Сталина. Он помер, и руководительница нашего драмкружка в Доме пионеров составила монтаж из стихов Исаковского, Симонова, Твардовского, Берггольц. И мы с Нинкой Бондаренко, у которой был звонкий голосок, вышли читать стихи. 8 марта - аншлаг в Саратовском театре оперы и балета. Только прокричали: "Мы так вам верили, товарищ Сталин! Как, может быть, не верили себе!" Как вдруг - в зале грохот чего-то падающего на пол. Потом еще и еще... Это зрители падали в обморок! А ребята из охраны, увидев падеж в зале, стали подбегать к ним, хватать под мышки и волочь из зала.
Марина: - А скажи, пожалуйста, как вы одновременно собирались создать подпольную организацию и тут же выходили и читали такие стихи?
Табаков: - Я был артист! У меня была двойная бухгалтерия.
- По жизни вы сегодня тоже артист?
О.Т.: - По жизни - не-е-ет. Я давно перестал быть по жизни артистом. Когда у меня в 29 лет случился инфаркт, многое пришлось передумать, пересмотреть в своей жизни. После этого я стал заниматься только тем, что мне интересно.
- Вы - классический шестидесятник. Оттуда пошло шестидесятничество с ее двойной бухгалтерией?
О.Т.: - Согласен. А по-другому не могло быть. Я был членом партии. Но когда мне сказали, что жене Даниэля надо собрать денег на дом, поскольку она едет к нему в ссылку (а вы понимаете, что значило дать денег жене врага народа), сомнений не было. Нет, во мне все это удачно совмещалось.
- В одном из интервью вы как-то сказали, что вас любили женщины. Они были вашим оберегом...
О.Т.: - Это действительно так. Женщины сыграли огромную роль в моей жизни.
- Марина, скажите, как стать счастливой?
- Надо... уметь радоваться каждому мигу жизни. И все...
О СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО
Борис Ельцин предлагал мне и пост парламентария, и министра культуры. Но мне удалось объяснить ему, что, занимаясь серьезно своим делом, я буду значительно более полезен, чем ходящие во власть коллеги.
В 1972 году, когда я был директором театра "Современник", мы приехали на гастроли в Свердловск, и глава обкома Яков Рябов сказал: "Извини, я в отпуске, на хозяйстве будет Борис". Ельцин был чрезвычайно гостеприимен.
Был один момент, когда накануне открытия театра на Чаплыгина стало понятно, что он не откроется. Внутри подвала проходила труба с перегретой водой. Я позвонил. У Бориса Николаевича был помощник Виктор Васильевич Илюшин. Он связался с Ельциным, а тот: "Давай его ко мне!" Мы проговорили часа три, за которые он раздал все поручения. И театр 1 марта открылся. Потом, когда его гнобил Михаил Горбачев, мне удалось добром за добро отплатить. Был журнал "Сельская молодежь", под редакцией Олега Попцова. В интервью ему я сказал: "В рамках своего организационного поражения Борис Ельцин одержал высокую нравственную победу". Это не было фрондерством - я на самом деле так считал. Все было опубликовано, Попцов прислал мне 6 экземпляров, и я с тахикардией позвонил: "Борис Николаевич! У меня есть что вам показать!.." Помню его лицо...
О ПОДСПОРЬЕ
Помните, как однажды режиссеру из Грузии по фамилии Товстоногов предлагали возглавить театр в одной из столиц? Думаю, сегодняшняя ситуация не связана с тем, что режиссер именно с периферии - и потому не зовут. Как бы это сказать пожестче... Деньги дают успешным и неворующим. Зовут на дело уверенных. Не хочу называть фамилий, но некоторые провинциальные режиссеры ставят сейчас в Москве, и что? Дефицит высококвалифицированных режиссерских кадров сегодня - это беда. А через 3-5 лет наступит уже катастрофа. Пока ты в возрасте - покоряешь всех своей энергией, но наступает пора - и надо думать о помощниках. Я думаю...