Юрий Беликов
Шапки, согласно поговорке, могут не только гореть, но и плавать. Это
Юрий Беликов
Шапки, согласно поговорке, могут не только гореть, но и плавать. Это доказывает длинное, вольготное стихотворение пришедшего в наш "Приют" волжского человека Евгения Семичева. А верно: не похожа ли та шапка на нашу российскую житуху: "Плывет себе, не тонет разбойная казна"? Не тонет со времен Стеньки Разина - и по сей день.
У нас шапочная страна. Вслушайтесь: успеть к шапочному разбору, дать по шапке, быть знакомым шапочно. А сколько шапок, кепок, пластиковых стаканчиков в подземных переходах? Запоешь: "Из-за острова на стрежень" - тут как тут наберут "02". Вот отчего, обращаясь к своему "приютскому" собеседнику с лицом районного боксера Андрею Пермякову, Семичев качает головой: " Ну страна! Спеть нельзя!"
Выловленная из Волги шапка, конечно, пригодится. Шапку можно пустить по кругу и накормить всю страну, а не только Ксюшу Собчак. Ей бы не с Робски на Рублевке, а с Пермяковым "на раене", который "не робского" десятка. Здесь "баки, коляски, боксеры в спортивных штанах". А благодать - "300 граммов "Путинки". Вот, где нужно встречать День независимости России!
Евгений СЕМИЧЕВ
Новокуйбышевск Самарской области
ШАПКА
Плывет по Волге шапка,
дивясь сама себе,
раскачиваясь шатко,
как будто при ходьбе.
Плывет вдоль побережий
угрюмых Жигулей.
Искрится мех медвежий
рубинами на ней.
К воде ее не клонит
ни ветер, ни волна.
Плывет себе, не тонет
разбойная казна.
Сапфиры и агаты
ее венчают мех.
Усеяны богато,
не счесть каменьев всех.
...Бывало, вдрызг штормила
река в ненастный день.
А шапку лишь ломило
волною набекрень.
Волна стеной вздымалась,
грозя крутой бедой.
Но шапка не ломалась
пред волжскою водой.
Стихия бушевала.
А шапка на волне,
сияя, гарцевала,
как всадник на коне.
Кипит-бурлит под шапкой
и пенится волна,
как будто вострой шашкой
разрублена она.
И пароход, и барку
река теснит волной,
чтоб обходили шапку
с поклоном стороной.
И люди, что помельче,
и важные тузы
пред шапкой той при встрече
ломают картузы.
Раскачиваясь шатко,
как будто при ходьбе,
плывет по Волге шапка,
дивясь сама себе.
Оглаживает холку
речную божий день.
Идет хозяин Волги -
в воде по шапку всклень.
А кто же тот хозяин?
Он из каких людей?
Известно, Стенька Разин -
разбойник-лиходей.
По потаенным схронам,
утерянным на дне,
идет-бредет с поклоном
к утопленной княжне.
Но пленница таится
от Стенькиной любви.
Горит во мгле денница.
А шапка - на крови.
Окликивает горы
речного ветра гуд.
То тайные дозоры
стан Стенькин стерегут.
Казачью перекличку
разбойнички ведут.
И клич "Сарынь на кичку!"
не позабыли тут.
Когда княжну-любаву
Степан себе вернет,
он волжскую заставу,
как прежде, всколыхнет.
...Раскачиваясь шатко,
прощальный путь торя,
плывет по Волге шапка -
подарочек царя.
Молва смущает разум
уже который век.
А кто не верит сказу -
пропащий человек!
ПЕСНЯ
Шел по улице мужик,
песню пел.
Как душа его лежит,
так и пел.
Он мотив перевирал,
путал слог.
И нещадно глотку драл -
пел, как мог.
Пел, как жизнь свою сложил,
однова.
Кто-то умный доложил
по "ноль-два".
Появился "воронок"
весь в пыли.
Мужика свалили с ног.
Замели.
Покачнулась тишина
и сквозя прошептала:
- Ну страна!
Спеть нельзя!
* * *
В городишке уездном
я живу - не тужу...
По мерцающим безднам,
как по лужам, хожу.
Высока и отвесна
надо мной тишина...
Что для русского бездна?
Мать родная она!
Лист кленовый ложится,
как ладонь, на плечо...
"До свиданья, дружище!
Будет встреча еще!"
Здесь, в родном захолустье,
Нестерпимо порой
пахнет древнею Русью
и землею сырой.
Как приятель любезный,
дождь идет по пятам...
Мир летит еще в бездну.
Я давно уже там.
"Что хорошего?" - спросят.
Никаких перемен!
Разве только что осень
в тихом городе Эн.
Андрей ПЕРМЯКОВ
Пермь
НА РАЕНЕ
Сколько не был? Десять лет?
Помер маленький сосед,
в Цинциннати двинул Мишка,
в Летнем - клуб "Большая фишка".
Вот такой вот винегрет.
Все, чужой? Совсем чужой.
Не придурок, не изгой,
просто так, уже не местный,
слишком толстый, слишком трезвый
и поэтому немой.
Я не Джойс и город не...
Холод - будто на Луне.
Пошуршим листом лежалым
до площадки пешкодралом?
Ты готова? Я - вполне.
В пятом доме был салон,
"Парень-муха", "Парень-слон",
"Вспомнить все"... забыть бы надо
Соргина, паскуду, гада,
что был в боксе чемпион...
Вон решетка на окошке -
здесь снимал квартиру Ложкин
Витя, вор и педераст.
Был застенчив и вихраст.
Погорел, кажись, на брошке.
Что еще? Ах да, подвал.
Серый планом торговал.
Щас торгует мебелями,
ходят с Танькой королями.
Как-то встретил - не узнал.
Вот и все. Шагов две тыщи
весь район. Дурной котище,
как ошпаренный, орет.
На площадке - тонкий лед.
И закат. Все тот же, нищий.
Невеселый анекдот...
ПРОГУЛКА
Только по Нахичеванской и только до Камы.
Только до Камы и дальше
куда-нибудь вдоль.
Вдоль двухэтажек, повесивших
скорбные рамы,
мимо стекляшки, где воздух -
густой алкоголь.
Старый Закамск -
антология восьмидесятых:
баки, коляски, боксеры
в спортивных штанах.
Краской по красному кривенько:
"Бей волосатых"!
Долгая память о слишком
простых временах.
Старый Закамск - апология
здравого смысла:
кто не работает, тот непременно самбист.
Здесь уважают "Тойоты" и крупные числа,
"фордик" ментовский -
как в луже осиновый лист.
Только по Нахичеванской
и только до дрожи.
Только по осени, медленно, только любя.
Выпить, гулять, улыбаться
и в каждом прохожем
видеть себя. Как тогда. Ненавидеть себя.
* * *
В хачапурной белые столики качаются.
Нет, мы с Машей трезвые, честно -
пол кривой.
А места у столиков, подлые, кончаются:
пятница есть пятница: нафига домой?
Толстенькие дамочки, странные соседи:
выбитый на улицу коммунальный быт.
К незнакомой барышне обращаюсь: "Леди!
может, чуть подвинетесь?" Барышня молчит.
Маршала Рыбалко, номер сто тринадцать.
Две официанточки, закавказский шик.
Хачапури свежие? - Будем сомневаться?
Ну Болквадзе, в общем-то,
неплохой мужик.
Старый дождь за окнами
ради мелодрамы,
в воздухе от курева топоры висят.
Пьют коньяк из рюмочек
толстенькие дамы,
толстенькие дамы - всем за пятьдесят.
Сыр голландский прячется
в золотое тесто,
триста граммов, "Путинки", - типа,
благодать...
Маршала Рыбалко - правильное место.
Правильное место, чтоб не умирать.
ИЗ ПОЧТЫ "ПРИЮТА": "Очень надеюсь, что ваше, Ю. Беликов, с редакцией "Труда" поэтическое новаторство - это знаковый момент для всех российских газет и журналов возрождения так и не запрессованного "диким капитализмом" народного творчества" (Геннадий Семик, г. Петропавловск-Камчатский). На нашем сайте: www.trud.ru в разделе "Конкурсы" по-прежнему ждут вас. Присоединяйтесь к дикороссам. А мы будем рассказывать о самом интересном из этой переписки (рукописи можно также отправлять Ю. Беликову по адресу: 614068, Пермь, а/я 8603, "Приют неизвестных поэтов", или по электронной почте: belikov@perm.raid.ru. О том, как живут поэты-дикороссы, можно узнать на сайте www.dikoross.ru).