«Мой золотой талисман»

30 лет назад ушла из жизни русская муза Сальвадора Дали

Первым из советских людей, а возможно, и последним отужинал с Сальвадором Дали Евгений Евтушенко. Жена «мага», русская эмигрантка «родом не то из Перловки, не то из Мытищ», называла супруга богом и повторяла, что гений выше национальности.

На первое свидание с ней (знаменитая Гала, Елена Дмитриевна Дьяконова, была старше Дали на 12 лет) Дали явился, намазавшись козьим пометом, вываренным в рыбьем клее, а заодно выбрив подмышки и выкрасив их в синий цвет. Почуяв аромат козьего помета, Гала погладила его по слипшимся от помады волосам и сказала: «Бедный мальчик! Мы никогда не расстанемся с тобой!»

За это Дали обожествил ее в картине «Мадонна Порт-Льигата» — задумчивый младенец и мать, с благородной горечью молящаяся за него. Но окна прорублены сквозь них в какие-то дали, в миражи. И преломленный хлеб — наша «городская булка» — отбрасывает тень вопреки законам физики, совсем в другую сторону. И женские фигурки, неведомо к чему простирающие руки… И маленький носорог…

Эскиз этой картины Дали отправлял для одобрения римскому папе. Всерьез или для рекламы — кто знает. Но в искусстве он считал себя спасителем от чумы абстракционизма.

«Да, я действительно считаю себя спасителем современного искусства, ибо я один способен возвысить, объединить и с царской пышностью и красотою примирить с разумом все революционные эксперименты современности, следуя великой классической традиции реализма и мистицизма, этой высочайшей и почетнейшей миссии, выпавшей на долю Испании».

«Техника моя достигла такого совершенства, что я даже в мыслях не могу допустить такой нелепости, как собственная смерть».

Дали сравнивал свои усы с носорожьим рогом, уверял, что придает им стройность, подкручивая их сладкими после фиников пальцами, а главное — они, в отличие от унылых моржовых усов его мимолетного кумира Фридриха Ницше, были всегда устремлены к солнцу. «Я никогда не уступал смерти!»

Но жизнь не перепаясничаешь. В начале 1982 года его 89-летняя Гала — «мое божество, мое сокровище, мой золотой талисман» — получила во время операции избыточную дозу наркоза и, полупомешанная, корча рожи, бегала по всемирно прославленному дому на берегу моря. Через полгода она умерла. Дали приказал замуровать гроб с ее телом в стене замка Пубол, который он когда-то ей подарил. И сам в этом замке остался, чтобы уже никогда больше не покинуть его.

Писать великий маг уже давно не мог — он был так слаб, что его переносили с места на место слуга и горничная. Через несколько лет пронесся слух, что беспомощный художник получил ожоги во время пожара, может быть, даже кем-то небескорыстно устроенного. Незадолго до смерти в 1989 году в одной из советских газет промелькнуло интервью с ним — стандартный набор симпатий к советскому народу и перестройке. Но, может быть, это была заслуга интервьюера?

Чтобы победить абстракционистов — «тех, кто ни во что не верит», — ему требовались только деньги, здоровье и Гала. Но ему не удалось победить ни абстракционистов, ни того нескончаемого цунами шарлатанства, которое почти уже поглотило современную живопись. Простимся же с этой причудливой судьбой, трагической, как всякая человеческая судьба, — «всю жизнь моей навязчивой идеей была боль, которую я писал бессчетно». Кажется, его Гала и впрямь была единственным в мире существом, кого он любил без выкрутасов, с кем он забывал о своей мучительной навязчивой идее.