На географической карте района, граничащего с областным центром, такие деревеньки, как Овсянка, Рогачиха и "примкнувшие" к ним разные там Чудовки, Гудовки, Ромашовки и Березовки не обозначены. Бесполезно спрашивать у молодых чиновников райсельхозуправления, как туда проехать. И лишь один управленец пенсионного возраста оказался в курсе того, "где что стоит"
- Вас какая деревенька интересует? - спросил он.
- Овсянка.
- Тогда езжайте на Землянск, а уж там сориентируетесь.
За Землянском, приметив едва заметную колею, сворачиваю и через какое-то время вижу впереди сады и крыши. Останавливаюсь возле дворика с гусями, хозяин - немолодой мужичок с папироской в зубах - охорашивает граблями крепенький стожок сена.
- Как ваша деревня называется?
- Овсянка, сэр,- отвечает мужичок.
- А почему сэр?
- Видал по телеку фильм про Шерлока Холмса? Очень мне понравилось, как там одному мужику каждое утро приносили на тарелке одно и тоже: "Овсянка, сэр!" Вот и нашу скоро подадут на блюдечке какому-нибудь хрену из-за бугра и скажут: "Овсянка, сэр. Кушайте на здоровье".
Чувствовалось, что рассказчик сам не сильно верит в то, о чем говорит.
- Тутошние старушки в один голос долдонят: скоро-де землю всю распродадут, нам оставят лишь огородишки. И за место на кладбище придется платить. Брешут, да? Я тоже так думаю: им, бабкам, лишь бы язык почесать.
- А ты сам-то откуда будешь?
- Из газеты, сэр,- отвечаю ему в тон.
- Очень приятно,- хозяин прислонил грабли к стожку и подал руку. - А меня кличут Иван Андреевичем. Фамилия - Овсянников.
Так, легко и непринужденно, сразу перейдя на "ты", мы и познакомились, а познакомившись сели на лавочку и повели беседу. Говорил, в основном, Иван Андреевич, а я слушал. Начал он с того, какой гостеприимный народ в Овсянке. Дверей днем на замок не закрывают, зайди в любую избу, тебя и приветят, и накормят, и напоят. "Послушай, - вдруг сделал паузу Андреич, - тебе, случаем, стакашок не налить?". "Спасибо, я за рулем". "Молодец!" - похвалил он меня и перешел к повествованию об отношении овсянковцев к труду. Взять, к примеру, Федора Овсянникова: он и тракторист, и комбайнер, и шофер. А доярка Клавдия Овсянникова? Вот уж кого Бог не обидел ни лицом, ни фигурой. И труженица великая: ей даже орден вручили - Трудовой славы. С восторгом Андреич поведал о механизаторе, который, чтобы жатки не вязли после дождя в черноземе, "обул" их в полиэтиленовые "лыжи". Дождь прошел ведерный, а жатке в полиэтилене - хоть бы хны! Знай себе, косит "пашеничку" на свал.
Андреич так заворожил меня своими рассказами, что я с трудом вернул себя к реальной действительности: "Погоди, сэр,- говорю ему,- откуда столько людей взялось? Я два километра ехал вдоль деревни от избы и до избы, и ты первый, с кем довелось встретиться. А где ж остальные?
- А на кладбище...
- Не понял?
- А чего тут понимать? Вымирает наша Овсянка...
Мой собеседник заговорил о том, что деревенский мужик больше 50 лет не живет. Повкалывай-ка с весны до осени по 20 часов в сутки, а зимой поваляйся в фуфайке-радикулитке под ремонтируемым трактором! Дояркам, свинаркам - тоже не позавидуешь: та же красавица Клавдия померла в 38 лет, застудив позвоночник. А все от того, что распаренная выскакивала на лютый холод с кошелкой за комбикормом.
Названная Иваном Андреевичем цифра "50" почти совпадает с официальными данными. Как явствует из переписи, в деревенской России - самая низкая рождаемость и самая высокая смертность. Средняя продолжительность жизни сельских мужчин - 52 года. Молодые мужики "мрут пачками": одни от пьянки, другие от никудышных условий труда, третьи - из-за дефицита лекарств и сведенного к нулю элементарного медицинского обслуживания.
Тяжко жить в Овсянке: сходи-ка в магазин за 7 километров, чтобы купить буханку хлеба. Не менее сложен и поход за водой. В селе сохранились три колодца, удаленные друг от друга на весьма приличное расстояние. Супругам Вахтиным - Михаилу Петровичу и Анне Сергеевне - приходится носить воду, преодолевая глубокий лог. "Если Сергевна моя приболеет, и я за водой иду один, то завсегда с ней прощаюсь: а вдруг, неровен час, упаду где-нибудь с ведрами и больше не встану?" - говорит Михаил Петрович.
Все 12 "живых" дворов, а три года назад их было несколько десятков, отапливаются углем и дровами. На весь отопительный сезон, по словам Анастасии Григорьевны Овсянниковой, 30 лет проработавшей на свекловичной плантации, требуется как минимум 3 тонны антрацита. Цена одной тонны - до 2 000 рублей. Пенсия же ветеранки колхозного труда - 950 рублей.
Пустых домов в Овсянке - не сосчитать. Бывшие их хозяева давно в ином мире, а городские наследники готовы отдавать оставшиеся хоромы почти задарма, но покупатели что-то не спешат выстраиваться в очередь за сельской недвижимостью.
Однако приспело время снова садиться за руль. До свидания, Овсянка! Или прощай? При выезде из проселка останавливаюсь там, где по моим предположениям должен был стоять дорожный указатель. Долго разгребаю густую спутанную траву и - надо же! - натыкаюсь на полутораметровый шест с прикрепленной к нему стрелкой: "с.ОВСЯНКА". Выкопав шоферской лопаткой глубокую лунку, ставлю знак на место. А что я еще могу сделать для тебя, милая Овсянка, кроме как напомнить о твоем существовании всем Иванам, не помнящим родства?