Ни одному из произведений Вильяма Шекспира не "повезло" так, как пьесе "Отелло", многие цитаты из которой стали поговорками. Даже тот, кто ни разу не видел спектакля, обязательно помнит фразу: "Я ей своим бесстрашьем полюбился. Она же мне - сочувствием своим". Парадоксально, но биография полководца, защищавшего Венецию от врагов, осталась за скобками сценической истории - репутация ревнивого мужа оказалась куда более живучей, чем его подвиги во имя отечества. А потому и отношение к герою у народа скорее ироничное, ибо какой же уважающий себя мужчина станет губить свою военную карьеру из-за подозрений в измене жены? Да и не современно как-то это выглядит на фоне нынешней свободы нравов.
И тем не менее Театр Армии, не боясь выглядеть старомодным, поставил спектакль (перевод Бориса Пастернака) о высоких страстях, свойственных человеку,- как в XVII веке при Шекспире, так и теперь. Более того, режиссер Борис Морозов поворачивает всем известную историю любви боевого генерала к венецианской красавице таким образом, что зрители задумываются: почему в этом мире "все благородное обречено"? Почему зло в конце концов торжествует и воин-победитель в мирной жизни оказывается побежденным карьеристом Яго? И тут у нас, сидящих в зале, невольно возникают параллели между происходящим на сцене и реальностью. Ведь что значит сегодня доброе имя человека? Его можно унизить, облить с головы до ног черной краской, и все случившееся будет восприниматься в порядке вещей. Это норма жизни для так называемых "честных" Яго. Именно они становятся "героями нашего времени", благодаря таким, как он, правда оборачивается кривдой, а любовная поэма превращается в мистический триллер с горой трупов в финале.
Борис Морозов, следуя Шекспиру, ставит в центр спектакля черного мавра с чистой, доверчивой душой. Но о какой чистоте может идти речь, если человек убил собственную жену? И как ему при этом могут сочувствовать зрители, обычно принимающие сторону жертвы? Оказывается, могут, и еще как могут, если верят, что для Отелло потеря веры в любимого человека равносильна смерти. Дмитрий Назаров в образе Отелло сумел передать такую силу страсти и любви к девочке - Дездемоне (Екатерина Климова), такой неописуемый восторг ее совершенством, что, когда вдруг все это начинает рушиться и превращаться в пыль воспоминаний, перед нами предстает почти безумный человек.
Когда-то Анатолий Эфрос, ставя эту пьесу в Театре на Малой Бронной, тоже подчеркивал в Отелло-Волкове открытость характера, его "детскую" незащищенность перед коварством Яго -Дурова. Но если у Эфроса это был сильный и изворотливый враг, то Яго Алексея Михайлушкина - в большей степени обойденный по службе военный, комплексующий и подозрительный. Он похож не на сатану, как это задумано у автора, а, скорее, на подмастерье мелкого беса, ведущего бухгалтерский учет свершенным преступлениям. Свои коварные поступки он оправдывает тем, что зло в мире всегда было, есть и будет, и он не последний, кто притворяется не тем, кем является на самом деле.
Яго, как истинный психолог, понимает, что для максималиста Отелло нет ничего страшнее в жизни, чем ложь, притворство, измена. И он этим пользуется. Ему надо во что бы то ни стало разрушить изнутри эту цельную натуру, унизить его человеческое достоинство, а дальше Отелло сам себя "съест", доведет до потери рассудка.
Когда-то Пастернак писал:
О, если бы я только мог,
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.
Думаю, одна бы из этих строк была посвящена хлынувшей горлом ревности Отелло, который уже не в силах различать, где черное, а где белое.
Яго тем временем, как паук, ткет свою огромную сеть, реально нависающую в виде большого полога над всем пространством сцены. Время от времени в нее попадают то Отелло, то Дездемона, то Эмилия (Евгения Глушенко) - жена Яго, которая открыто презирает всех мужчин. Не потому ли Яго так груб и циничен с женщинами, что они его никогда не любили...
На вопрос сенатора Брабанцио (Геннадия Крынкина), где находится его дочь Дездемона, Яго грубо отвечает: "Ваша дочь в настоящую минуту складывает с мавром зверя с двумя спинами". Таких словесных непристойностей у Шекспира разбросано по всей пьесе немало. Соленый юмор был в порядке вещей народного по духу шекспировского "Глобуса". Спектакль Бориса Морозова во всех его компонентах - от оформления Иосифа Сумбаташвили до динамичной, темпераментной игры актеров - следует традициям площадного, зрелищного театра.
Конечно, для артистов это непростая задача - держать внимание зрителей в течение трех с половиной часов. Публика, как говорил К.С. Станиславский, знает, что Отелло убьет Дездемону, но ей хочется видеть, как он это сделает. Не буду утверждать, что зрители, пришедшие в Театр Армии, ждали только кровавой развязки событий или трепетали вместе с безвинной жертвой при словах Отелло: "Ты перед сном молилась, Дездемона?.." Скорее всего, режиссер мог предвидеть неоднозначную реакцию некоторых зрителей и все-таки остался верен своему замыслу. Мне кажется, для него и его артистов важно было не потакать запросам тех, кто жаждет только развлечений, а, сохраняя высокий художественный уровень и достоинство серьезного театра, рассказать о вечном конфликте чести и бесчестия.