- Андрей Германович, известность пришла к вам после того, как за роман "Хуррамабад" вы получили сначала премии "Пенне" и "Антибукер", а потом Государственную. А как складывалась жизнь до этого?
- Я родился в Душанбе, вырос там, окончил школу и уехал учиться в Москву. Поступил в нефтяной институт, выучился на геофизика. Доволен, что имею высшее техническое образование. Во-первых, оно полезно само по себе - приятно сознавать, что ты способен разобраться в устройстве электрической лампочки или водопроводного крана. Во-вторых, в моем случае его следствием являются многочисленные поездки, командировки, экспедиции, благодаря которым я имел возможность знакомиться с множеством людей и бесконечно поражаться многообразию жизни. Всего этого я был бы процентов на 90 лишен, если бы являлся гуманитарием. Уже будучи дипломированным инженером, дважды подавал документы в Литературный институт - в 79-м и 80-м, если не ошибаюсь. Оба раза мои стихотворения проходили первый тур творческого конкурса - и только. Правда, времена были такие, что для поступления туда одной поэзии было как-то маловато. Требовалась еще и преданность идеалам, которую необходимо было проявить в тематике поданных на конкурс произведений. Короче говоря, "не срослось", о чем я не особенно и жалею.
Мне почти всегда приходилось писать свои тексты как-то между делом. Года три или четыре в общей сложности удалось побыть на вольных хлебах, то есть сводить концы с концами с помощью мелких литературных заработков. Но, к сожалению, в целом писательство не приносит денег, на которые можно более или менее нормально жить. В молодости меня это несказанно раздражало, а ныне я нахожу в таком способе литературной работы не больше минусов, чем в каком-нибудь ином. Сейчас, например, я занимаюсь строительством малопоточных нефтеперерабатывающих заводов, если кому-нибудь из читателей "Труда" это интересно...
- Почему, на ваш взгляд, писательский труд так низко оплачивается?
- Чтобы иметь возможность прожить писанием букв, нужно заниматься не литературой, а литературными проектами. Я уже говорил, что честный писательский труд, к сожалению, прокормить не может, даже если ты являешься довольно популярным автором. И связано это совсем не с убыточностью книгоиздательского бизнеса - напротив, он весьма и весьма прибылен, - а с совершенной, как правило, бессовестностью людей, этим бизнесом владеющих, и отсутствием действенных механизмов контроля за их деятельностью. Сейчас разворачивается скандал вокруг одного очень крупного издательства, которое обвиняют в лжепредпринимательстве и нарушении авторских прав. На деле такое нарушение выливается вот во что. Сначала тебе долго объясняют, что твою книгу нельзя печатать тиражом более трех тысяч экземпляров, потому что ее никто не купит. Дескать, и три-то тысячи - это со стороны издательства акт чистейшего благодеяния и безрассудной филантропии. И ты получаешь причитающиеся тебе гроши. А потом издатель печатает 50 тысяч. Или 100. Или 300 тысяч экземпляров. Точных данных нет, как вы понимаете. И каждый экземпляр приносит, грубо говоря, доллар чистоганом, не обремененный даже такой безделицей, как авторский гонорар. Далее вступают в дело неумолимые законы арифметики...
- Вы сетовали, что мало кто из критиков, писавших о "Хуррамабаде", останавливался на художественных достоинствах романа - в основном говорили о национальных, социальных, политических и других проблемах, затронутых в нем. Но, думаю, критиков можно понять: вы практически первый в масштабном произведении сказали о трагедии народов в разрушающейся империи. Это впечатляет, кстати, и потому, что сделано это художественно сильно и убедительно. Но что делать, эстетику мы оставляем на потом, а пока болит, пытаемся разобраться, кто виноват и что делать. Так что же произошло со страной за последние полтора десятилетия?
- Страна развалилась - это более или менее очевидно. Лично меня это не удивляет, потому что все когда-либо появившееся на свет должно однажды этот мир покинуть. Это относится ко всему сущему: весне, снегу, империям, идеям, неприятностям и даже к нам самим, как ни печально это признавать.
Другое дело, что, конечно же, можно было попытаться пустить процессы распада Советского Союза по более гладкому руслу. Однако никто не может сказать, какими должны были быть эти попытки, и не к большим ли страданиям людей они в конце концов могли бы привести. Существует миф о том, что СССР распался в результате того, что три лидера, собравшись в Беловежской пуще, подписали некую декларацию. Это далеко, очень далеко не так. Я хорошо знаю Таджикистан, и могу сказать по крайней мере об этой республике: центробежные силы в ней были чрезвычайно велики и питались желаниями и чаяниями огромных масс людей. Не стоит и говорить, что эти люди тоже руководствовались мифами. О том, например, что республика была бы гораздо богаче, если бы Союз не высасывал из нее все соки; что если бы не русские, можно было бы взяться, наконец, за разработку несметных сокровищ Памира; что традиционное религиозное образование на основе арабской письменности лучше, чем светско-советское на основе кириллицы... Теперь стало понятно, что все это было очень далеко от правды. Однако запущенный общими усилиями маховик не так легко теперь остановить...
- Вы как-то говорили, что русские, выдавленные из Средней Азии, могли бы стать "золотым запасом России", но не стали. Почему?
- "Выдавленные" - не совсем верное слово. Что касается Таджикистана, то огромное количество русских (точнее сказать, не таджиков, а еще точнее, и таджиков тоже) сорвалось с насиженных мест и под давлением ужасов гражданской войны и голода ринулось в Россию. Против русских таджики не воевали. В Таджикистане в последние годы вообще никогда не звучали громко антирусские настроения. Они наличествовали, разумеется, но не в большей степени, чем, скажем, в русских умах присутствуют идеи антисемитизма. Положение русских в Таджикистане хорошо описывалось формулой "в чужом пиру похмелье". В ситуации, когда тебя самого специально не бьют, но вокруг идет такая молотьба, что того и гляди по нечаянности сорвут голову, - тоже хорошего мало. В Таджикистане была большая война, оставшаяся нам неизвестной. Полагаю, что среди участников танковых боев между представителями Народного фронта и Демократической оппозиции ни одного русского не было. Однако снаряды рвались и в домах, где жили русские, наравне с таджиками...
Что же касается "золотого запаса", то да, существуют некоторые трудноуловимые особенности психологии, воспитания, образования, привычек, способа общения с людьми, которые отличают человека, выросшего в Средней Азии, от среднего обитателя русских равнин. Полагаю, что именно это позволило многим из них сделать здесь стремительную карьеру. Однако у России нет ни сил, ни внутренней потребности толком следить за своими золотыми фондами. Поэтому большинство, напрочь выбитое из привычного круга жизни (был химиком - стал скотником, был инженером - стал строительным рабочим), занимается какой-то ерундой и едва сводит концы с концами. Стоит приехать в большую колонию беженцев в Борисоглебск или под Тарусу, чтобы в этом убедиться. Кое-кто из них отсчитывает уже второй десяток лет жизни в вагончиках...
- В какой степени автобиографичен другой ваш роман, "Недвижимость", герой которого - квартирный риэлтер?
- Да, кое-какие узелки моей собственной биографии, конечно же, прощупываются не только в "Хуррамабаде", но и в "Недвижимости". "Недвижимость" вообще не могла появиться на свет, если бы я одну из своих личных пятилеток не посвятил торговле квартирами. Однако жизнь никогда не ложится на бумагу легко, ее приходится порядочно коверкать в угоду, например, композиции произведения. В общем, если отвечать на этот вопрос прямо, то примерно так: процентов на сорок.
- О "Недвижимости" писали разное. В диапазоне от "чернухи" до "производственного романа" с современным положительным героем. А кто-то увидел в романе художественную метафору нашего времени и самочувствия в нем человека. Какая из этих трактовок вам ближе?
- Мне было бы приятней осознавать последнее.
- В эпохи общественных катаклизмов, как правило, наблюдается размывание нравственных критериев - не только общество, но и литература часто не хотят видеть границу между добром и злом. В ваших романах эта граница обозначена ненавязчиво, но внятно. Например, однажды герой "Недвижимости" преодолевает искушение взять не принадлежащие ему деньги... Это отражение чего - реальности или веры автора в конечную победу добра?
- Нет, в конечную победу добра я не верю. Битва между добром и злом никогда не закончится. Разве что вместе с людьми, потому что эта битва и есть главное содержание человеческой жизни. Да и вообще: у кого огурцы на грядках, для того дождь - благо. А кто сено скосил, для того - зло. И какая тут может быть конечная победа?
Что же касается героя "Недвижимости", то он и впрямь преодолевает искушение присвоить чужие деньги, без которых другой персонаж в силу некоторых причин физически не смог бы прожить. Однако тот же герой замечает, что риэлтерская честность похожа на спирт: она тоже максимум девяностошестипроцентная. Реальность именно такова: святых на свете чрезвычайно мало. Трудно быть святым, даже невозможно. Но если когда-нибудь не хватило сил остаться честным, это еще не повод махнуть на себя рукой и превратиться в бессовестного ворюгу.
- Два первых романа написаны в традиционной реалистической манере. Недавно опубликованный роман "Маскавская Мекка" - это уже фантастика, антиутопия, что свидетельствует о поисках иных художественных средств. С чем это связано?
- Вот именно с поиском и с освоением новых художественных приемов. Художественный прием - это как пиджак: только ты с ним окончательно свыкся, только он стал тебе по-настоящему уютен, как обнаруживаешь, что он уже ползет по швам. Приходится присматривать новый. Самоповторы неинтересны.
- Объясните, пожалуйста, название вашего нового романа.
- Просто в городе, который имеет название Маскав, стоит роскошный отель, называемый "Маскавская Мекка". В нем происходит ряд важный событий, описанных в романе.
- Первое, что бросается в глаза в вашей антиутопии, - предположение, что столица России превратится в мусульманский город: это и его название - на восточный манер, и золотые полумесяцы на куполах Новодевичьего монастыря, и мамелюкская милиция, и дервиш в зиндане, и даже кристалловская водка "Хуррамабад"... На чем этот прогноз основан?
- На самом деле Маскав в романе - не совсем мусульманский город. Наряду с мамелюкской милицией в нем действует и православная. А проходя мимо одной из мечетей, герой даже находит время наспех перекреститься. Скорее, романный Маскав - город интернациональный, примерно такой, каким является ныне Москва. Россия лежит между Западом и Востоком, и оба мира в ней самым причудливым образом переплетаются. По одной улице идешь - вроде больше Запада... Свернешь на другую - ну чистый Восток!
- В романе действие развивается одновременно в социалистическом прошлом и капиталистическом будущем. Однако люди и тут, и там чувствуют себя не самым лучшим образом...
- Для каждого из нас один из главных мотивов продолжения существования - это надежда на лучшее будущее. Но лучшее будущее просто так не приходит. Как известно, "лишь тот достоин счастья и свободы, кто каждый день идет за них на бой". При этом мало кто из бойцов может вообразить, какие неожиданности их в этом бою ожидают. Образно говоря, бои человечества за лучшее будущее - это бои с драконами: на месте срубленной головы вырастает три новых. Каждый раз совершенно неожиданных. Каждый раз никто (кроме нескольких затворников, чьи голоса никому не были слышны) такого ужаса себе и представить не мог. Причем, как правило, новые головы первыми пожирают именно инициаторов боя. Вот такая печальная диалектика.
Короче говоря, социальный прогресс и движение человечества к всеобщему счастью - это движение умирающего от жажды все к новым и новым озерам, которые всякий раз при ближайшем рассмотрении оказываются миражами. И нам ничего не остается, кроме как все-таки шагать к следующему, - а вдруг оно будет настоящим?
- Вы в числе тех писателей, которые будут представлять нашу страну на Франкфуртской книжной ярмарке. Чего вы ждете от нее, будут ли там ваши книги?
- Даже не знаю, что и сказать. Я еду туда впервые. Должно быть, это любопытно - громадная книжная ярмарка, новые встречи, возможность завязать отношения с иностранными издателями... Надеюсь, что книги мои там будут.