В фойе развернулась выставка картин режиссера "Вертикали" Станислава Говорухина: полтора десятка живописных пейзажей с видами на горы и морскими далями, а также несколько стендов графических шаржей. Чуть позже корреспондент "Труда" выслушал воспоминания живых героев тех далеких дней, когда фильм снимался.
Станислав Говорухин:
- Не думал я, что "Вертикаль" протянет столько лет - картина бессюжетная, драматургии никакой, просто набор песенных клипов. Одно время я даже стеснялся этого фильма. Но народу нравится, до сих пор показывают по ТВ. А в далеком 1966 году мы с моим товарищем по ВГИКу Борисом Дуровым должны были снять на Одесской киностудии по короткометражке. Вдруг нам предложили делать фильм по "горящему" сценарию "про горы". Текст оказался откровенно беспомощным, но мы решили рискнуть, тем более что я увлекался альпинизмом. "Подлатать" сценарий мы вызвали из Москвы нашего товарища Володю Максимова - хорошего русского писателя. Он прочел студийный сценарий и... запил. А если Максимов уходил в запой, то тут хоть святых выноси. Несколько дней он вообще не вставал с кровати. Каждое утро мы приносили ему по две бутылки вина "Красное крепкое". Та еще гадость. Ничего не помогло. И мы с Борисом решили снимать "поэму о горах". Для этого нам нужен был поэт. Выбор пал на Высоцкого.
С Володей мы до этого виделись раза два в общежитии ВГИКа. Но я не предполагал, что этот стройный, легко идущий на сближение московский паренек, с которым мы пили водку в студенческих компаниях, и есть тот самый Высоцкий. Я себе его представлял человеком в годах, израненным войной солдатом. Поэтому, когда мы столкнулись в коридоре Одесской киностудии, я его бестактно спросил, что он здесь делает? Володя ответил, что приехал по моему вызову. Тут я понял свою оплошность, попытался отшутиться...
Лариса Лужина:
- Станислав Сергеевич забыл упомянуть, что против кандидатуры Высоцкого выступил весь худсовет студии, дескать, зачем нам лишняя головная боль. Однако когда режиссер стал настаивать, то члены худсовета сдались: хорошо, пусть играет, но только никаких песен...
С. Г.: Володя обладал удивительным воображением. Он писал песни о лагерях, и всем казалось, что Высоцкий сам отмотал срок. Он писал о войне, и фронтовики думали, что Высоцкий воевал... Гор он тоже никогда в глаза не видал. Наша режиссерская задача заключалась в том, чтобы заставить Высоцкого полюбить горы. В полной мере понять, что такое альпинизм, Высоцкий смог, когда мы жили в палатках на Лешхиндинском леднике. В это время на пике Вольная Испания погибли два альпиниста, товарищи безуспешно пытались снять их тела со стены. Шли дожди, гора осыпалась камнепадами. Ледник под вершиной стал напоминать поле боя - спускавшиеся вниз альпинисты то вели под руки раненого, то кого-то несли на носилках... Наши палатки превратились в перевязочные пункты. Высоцкий внимательно вслушивался в разговоры, пытался схватить суть того, что происходит. Так родилась песня: "Да, можно свернуть, / Обрыв обогнуть, / Но мы выбираем трудный путь, / Опасный, как военная тропа".
Л. Л.: В фильме я играла врача, а Володя - радиста. И проходить курс молодого альпиниста нам было ни к чему. Но жестокий Говорухин заставил нас покорять вершину Вулей, сказал: вы должны уметь все. Сам-то Стасик хорошо знал, что такое горы, а мы до этого их видели только на фото и в кино. Повесили нам тяжелые рюкзаки на плечи, на ноги обули ботинки с шипами, в руки дали ледорубы. И вперед. Правда, нас вела очень хорошая альпинистка. С ней мы прошли альпийские луга, ледник, лес и подобрались вплотную к вершине. Вдруг перед нами открылась красота сказочная. Невозможно передать это чувство, когда ты обессиленно валишься с ног, но ощущаешь себя человеком с большой буквы. В порыве восторга Володя тогда прокричал: "Весь мир на ладони, ты счастлив и нем". Это были строки новой песни, которая рождалась буквально у меня на глазах. Однако честно признаюсь, формально вершину Вулей мы с Володей так и не взяли.
С. Г.: Значит, обманули меня, да? Получили значки альпинистов...
Л. Л.: Мы просто физически уже не были способны к восхождению. Ведь никаких навыков лазить по горам у нас не было. Но обидно было уходить ни с чем. Поэтому флаг и записки с нашими фамилиями в специальной лунке на вершине оставила наша альпинистка, она добралась туда одна.
С. Г.: Насчет розыгрышей я у вас в долгу тоже не остался. Однажды спустился я с гор в наш с Володей номер на турбазе "Терскол" и вижу на письменном столе листок с новыми стихами. Читаю: "Сверкал закат, как блеск клинка. / Свою добычу смерть считала. / Бой будет завтра, а пока / Взвод зарывался в облака / И уходил по перевалу". Я подумал, какой потрясающий текст, сразу почувствовал ритм. А дальше шел припев: "Отставить разговоры / Вперед и вверх, а там... / Ведь это - наши горы, / Они помогут нам!" Память у меня хорошая, "Евгения Онегина" наизусть знаю, поэтому я эти строки без труда сразу же запомнил. Надеваю опять на плечи рюкзак, как будто я еще в номер не заходил, и спускаюсь в бар гостиницы. А там Володя развлекает американских туристок, поет им по-английски, не зная ни одного слова на этом языке. Тут он меня увидел, подбегает в нетерпении: "Стасик, я сегодня написал потрясающую песню! "Сверкал закат, как блеск клинка..." А я ему: "Чего ты дурака валяешь? Это же старая военная песня. Ее нам, помнишь, две недели назад пели альпинисты-фронтовики. Там еще припев такой: "Отставить разговоры / Вперед и вверх, а там... / Ведь это - наши горы, / Они помогут нам!" Высоцкий побледнел и уронил гитару. А я еще подливаю масла в огонь: "Ты как Остап Бендер, который всю ночь сочинял стихотворение, а к утру понял, что это "Я помню чудное мгновенье". И тут я увидел, что Володя находится в полуобморочном состоянии. "Ладно, - говорю. - Расслабься, твои это стихи, я тебя разыграл". "Сукин ты сын, Стасик", - у него как будто гора с плеч свалилась, и он заулыбался.
Лариса Лужина сейчас женщина красивая. А тогда была исключительной красоткой, глаз не отвести. Володя, конечно, не мог ее пропустить. А у нее вкуса-то нет. Она предпочла ему Сашу Фадеева. К тому времени Лариса уже прогремела ролью в фильме "На семи ветрах" Станислава Ростоцкого и успела объездить с этой картиной весь мир. А мы - ни Володя, ни я, ни Борька даже в Болгарии не были. И вот она на Володю ноль внимания. А Высоцкий ей посвящал стихи. Это о ней известные строки: "Ну что ей до меня, / Она была в Париже, / И сам Марсель Марсо / Ей что-то говорил".
Л. Л.: Сейчас раскроешь все тайны. Я только жалею, что из "Вертикали" вырезали песню "Скалолазка".
С. Г.: Это моя дурь. За свою творческую жизнь я совершил немало ошибок. Так, например, через три года после "Вертикали" я снял фильм "Белый взрыв" об альпинистах военных времен. Володя написал для него чудесную песню: "Ну вот, исчезла дрожь в руках, / Теперь - наверх! / Ну вот, сорвался в пропасть страх - / Навек, навек". А мне почему-то в голову ударило, что эта песня будет лишней. По сей день кляну себя, что не вставил ее в фильм. И Володя на меня здорово обиделся тогда.
Л. Л.: Неделю назад я была на Ваганьковском кладбище. Меня поразило, как много там живых цветов. И так продолжается все эти годы, что Володи нет с нами. А человек жив, пока о нем помнят...