На экраны выходит фильм о гении итальянского Возрождения
Кончаловский работал над «Грехом» восемь лет. Обычно он снимает фильмы и ставит спектакли очень быстро, в режиме бури и натиска. А тут долго изучал материалы в архивах, писал с Еленой Киселевой сценарий. Потом искал деньги, тщательно выбирал натуру и актеров (только на поиски исполнителя главной роли ушло полгода). Наконец, снимал фильм, по крохам собирая в современной Италии и скрупулезно воссоздавая на экране исторический антураж эпохи Возрождения. И что из всего этого вышло?
Снять кино о великом скульпторе Микеланджело Буонарроти — задача дерзкая даже для европейских корифеев экрана, а здесь за дело взялся русский режиссер, пусть и живущий по полгода на своей вилле в Тоскане. Это сравнимо с тем, как если бы какой-нибудь маститый итальянский постановщик попробовал поставить фильм об Андрее Рублеве или Пушкине. Но Кончаловский отважился. И в итоге, как мне кажется, свою новую творческую битву не проиграл.
Фильм, созданный при участии Первого канала и спродюсированный Алишером Усмановым (бюджет «Греха» составил порядка 15 млн евро), был показан на закрытии Римского фестиваля. К сегодняшнему дню он приглашен и на другие кинористалища, впрочем, не самого первого ряда. Картиной заинтересовались дистрибьюторы европейских стран, хотя больших прокатных перспектив «Грех», лишенный увлекательной или тем более развлекательной интриги, определенно не сулит. В том числе и в России: фильм выходит на наши экраны скромным тиражом.
«Грех» ни в коем случае не байопик, не биография гения, линейно повествующая о его жизни от рождения и до смерти. Режиссер сосредоточился на нескольких годах из жизни Микеланджело, пришедшихся на начало ХVI века, когда Мастер закончил роспись Сикстинской капеллы, отдав ей пять лет жизни, и тут же почти сразу поступило два новых больших заказа. Ему предстояло изваять фасад базилики Сан-Лоренцо во Флоренции и гробницу папы римского Юлия II в Ватикане.
Драма заключается в том, что заказчиками выступают два враждующих между собою клана: влиятельные семейства Делла Ровере и Медичи. И Микеланджело (его играет бывший дантист, а ныне харизматичный артист Альберто Тестоне) оказывается между ними, как между молотом и наковальней. Желая не упустить оба выгодных заказа, художник изворачивается, лжет, плетет хитроумные, как ему кажется, интриги, которые настоящие интриганы, находящиеся у власти, легко разгадывают. Но он продолжает вертеться ужом на сковородке, надеясь искупить свои земные прегрешения творческим результатом.
Кончаловский не наводит глянец на жизнь своего героя. А гении — взять хоть Леонардо, хоть Бетховена, хоть Моцарта, хоть Достоевского — редко бывают очаровательными душками. Вот и Микеланджело в версии Кончаловского оказывается грязным, злым, скупым, даже алчным. Он держит в черном теле своих подмастерьев, которые питаются у него одной соленой треской, одевается сам как последний оборванец. При этом втайне от работодателей отщипывает отпущенные на выполнение заказа деньги, чтобы прикупить для своего отца дом и ферму. Но когда приходит время приобретать для барельефов и скульптур знаменитый каррарский мрамор, тут Микеланджело готов платить каменотесам немыслимые по их меркам деньги. От его расчетливости и скупости не остается и следа. В эти минуты в Микеланджело умирает делец и просыпается художник.
Сцены с добычей мрамора — самые выразительные в фильме. Чем-то рифмующиеся со знаменитыми сценами отливки колокола в «Андрее Рублеве», для которого Кончаловский когда-то вместе с Тарковским написал сценарий. Снятые без компьютерных уловок, в натуральных каменоломнях в Карраре, с участием местных каменотесов, эти сцены производят в «Грехе» грандиозное впечатление. Когда огромную глыбу белоснежного мрамора величиной с обломок айсберга на канатах и деревянных слегах спускают с горы, — тут сердце даже искушенного зрителя замирает.
Этот огромный камень, который Микеланджело называет в фильме Монстром, давит не только на повозки, запряженные круторогими волами. Он давит на позвонки, на плечи, на мозг самого Мастера, которому предстоит из этой горы мертвого пока мрамора создать живое, теплое произведение искусства. Которое своим непостижимым совершенством будет противостоять войнам, грязи, лжи, помоям, властным интригам, среди которых живет Микеланджело.
К сожалению, сцен такой образной, эмоциональной мощи в перегруженном событиями и лицами фильме «Грех» не так и много. Кончаловский — художник рассудочный, идущий чаще от головы, от суховатого анализа действительности, чем от сердца, от чувств. Таков был его недавний «Рай», который, казалось бы, в силу обжигающей остроты материала о трагедии холокоста, о женщине, жертвенно шагнувшей в огонь ради спасения чужих жизней, должен был разрывать сердце, а этого не случилось — во всяком случае со мной. Тот фильм показался сконструированным, расчетливым, эмоционально монотонным. Таков, боюсь, и его «Грех», оставляющий впечатление скорее добросовестного усердия, чем божественного вдохновения.
Видно, что сам Микеланджело, как человек, как личность, ему не очень интересен. Режиссер даже не удосуживается объяснить зрителям, почему Микеланджело живет один, почему рядом с ним не было и нет женщины. Кончаловский, как мне кажется, рассматривает фигуру гения в структуре более общих размышлений о художнике и власти, о свободе творчества и, скажем так, государственном заказе. В своих интервью последнего времени он без устали повторяет, что художник всегда, во все эпохи кому-то служит. И что, дескать, цензура никогда не препятствовала созданию подлинных шедевров, а только им способствовала. И приводит в пример Сервантеса, который во времена инквизиции написал «Дон Кихота».
Теперь в развитие этой мысли Кончаловский, когда-то большой либерал, бежавший за свободой творчества в Америку, а нынче большой друг кремлевской власти, поставил фильм «Грех». Который считает сиквелом, то есть второй частью уже упоминавшегося «Андрея Рублева». При этом почему-то забывает напомнить нам и себе, что советская цензура искромсала «Андрея Рублева» и пустила его не вторым даже, а третьим экраном. А его собственный шедевр — фильм «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» — и вовсе был арестован на целых 25 лет. И если бы не перестройка, не V съезд Союза кинематографистов, отменившие цензуру и снявшие почти три сотни фильмов с полки, то «Ася Клячина» так бы никогда и не дохромала до экрана...
Да и никакого «Греха» в творческой биографии Кончаловского никогда бы не случилось...