Главное в екатеринбургском "Мазепе" - его удивительная цельность, согласованность всех компонентов музыкального театра. Интерпретация партитуры (дирижер Евгений Бражник) впечатляет мощью и свежестью звучания, сцена (художник Станислав Фесько) - фантастичностью облика и емким символизмом образов, а общее решение (режиссер Георгий Исаакян) - неожиданностью ходов и подтекстов, но в целом - это тот редкий случай, когда нет нужды в отдельном разборе работы каждого. Индивидуальные прозрения взаимосвязаны - можно даже говорить о зримой музыке, концептуальной сценографии, музыкальной режиссуре...
Основа всего - трактовка "Мазепы" не как исторической оперы, а как трагедии вневременного масштаба. Измена коварного гетмана-сепаратиста, донос и казнь Кочубея, Полтавская баталия - разве это не частные эпизоды повторяющейся из века в век истории человечества? Истории войн, катастроф и разрушений (уже в самом начале перед нами - белое, обуглившееся по краям безжизненное пространство). Истории, большую часть которой полчеловечества прошагало в военной форме (армейское обмундирование - основной акцент одеяний). Слава Богу, постановщики обошлись без столь модных ныне конкретных, "злободневных" политических аллюзий. Все гораздо страшнее. В конце века нам вновь напомнили о конце света. Опера столетней давности в екатеринбургском спектакле обрела апокалиптический смысл, получила черты того жесткого, "военизированного" ("милитари", как называют его в мире) стиля, который весьма характерен для сегодняшнего театра, да и искусства вообще.
В действии, не привязанном к определенному времени, эпохе, стране, отсутствует весь дежурно-малороссийский антураж: плетни, шаровары, чубы, гопаки... И даже начальный хор девушек абсолютно фольклорного характера выглядит не как милый обрядовый эпизод, а как ирреальная, изрядно жутковатая сцена: юная Мария, обнимая гетманскую саблю, грезит о старике Мазепе. Главный же сценический образ-символ возникает неожиданно: в момент самого первого конфликта, ссоры между Кочубеем и Мазепой, появляются огромные гвозди. Сначала их немного, но постепенно все заполняется железяками самых немыслимых размеров. Визуальная идея получает свое развитие в сценах пытки и казни Кочубея (пригвождение к скале страстотерпца, отпеваемого народной молитвой, - кульминация оперы), в симфонической картине "Полтавский бой", где гвозди, вырастая прямо из земной плоти (словно воины в древнем мифе, выросшие из брошенных в землю драконьих зубов), встают рядами, затем рушатся. А над всем этим грозно раскачивается маятником громадная булава, олицетворяющая земной шар, сжатый орлиными когтями, - символ державной власти и одновременно неумолимого времени, подвигающего мир к роковой черте.
После спектакля досужие разговоры о неполноценности оперы как театрального жанра, где артисты якобы не могут играть так же выразительно, как в драме, кажутся бессмысленными. Играют, но по-другому, ведь у оперы свои законы. Георгий Исаакян - из тех режиссеров, что доверяют музыке, отлично осознавая ее роль в создании атмосферы, драматургии действия. Когда Наталии Дацко с ее незаурядным голосом и мощной внутренней энергетикой становится тесно в рамках образа-жертвы, мы видим Марию, равную по силе характера Мазепе (особенно если в этой партии певец-актер Валентин Захаров), и спектакль приобретает парадоксальность и дополнительную глубину. А вот роскошно спетая другим исполнителем (Владимиром Полтораком) знаменитая ария Мазепы "О, Мария!" выглядит все же как неорганичный, вставной номер (как известно, Чайковский сочинил ее по требованию певца Корсова), и на наших глазах старик Мазепа превращается в оперного премьера, любующегося своим бархатным вокалом.
В общем замысле логично разворачиваются массовые сцены. Помимо качественного пения (хормейстер Вера Давыдова), екатеринбургский хор показывает, что необязательно быть скопищем статистов, чтобы изобразить людскую толпу. И еще одна новация, которой прежде не знала екатеринбургская сцена, - тщательно построенная световая партитура (художник по свету Владимир Тетерин).
Последняя оперная премьера - это реальная попытка вернуть Екатеринбургской опере репутацию одного из главных российских оперных центров. Лет десять-пятнадцать назад благодаря творческому дуэту режиссера Тителя и дирижера Бражника, работавших с такими художниками как Гейдебрехт, Устинов, Левенталь, Свердловский оперный имел именно такую славу. С тех пор многое поменялось. И сегодня, когда многие столичные оперные театры четко построились в две шеренги по принципу "дирижерских" и "режиссерских", в Екатеринбурге вновь попытались доказать нехитрую истину - полноценный современный музыкальный театр рождается только совместными усилиями, где важны не подчиненность диктату, но согласованность действий, не однообразие мыслей, но единство цели.
Когда готовилась эта публикация, стало известно, что спектакль "Мазепа" в Екатеринбургском театре оперы и балета выдвинут на соискание национальной театральной премии "Золотая маска".