У Карася тоже был повод устроить праздник: зябь допахал. Аккурат до дождей управился. Короче, выпили они с кумом так, что Карась домой в Пески возвращался "на автопилоте", умудряясь при этом тащить на себе какую-то железяку. На крыльце ждала жена Нюра, у которой он на украинском поинтересовался: "А чи не можно ли у вас, гарна рыбонька, пидночувати?" "Ты чего принес?" - приглядываясь, спросила жена. "Нэ бачу. Но в хозяйстве усе згодится".
За сараем он сбросил с плеча тяжеленную ношу и хворостом ее подзакидал.
Предки Николая Карася пришли в черноземные края откуда-то с Украины: "Фамилия моего прадеда, - рассказывает Николай, - была чисто хохляцкая - Карась". Сам Николай - русоволосый, в плечах - косая сажень, рост - за метр восемьдесят. Здорово смахивает на былинного витязя, и для полного сходства не хватает лишь шлема, кольчуги да доброго коня. В ушедшем году он справил свое сорокапятилетие. Из них три года отданы службе в Военно-морском флоте, двадцать - беззаветному крестьянскому труду на колхозном поле.
Обласканный начальством, не раз восседавший в президиумах различных форумах, удостоенный медали "За трудовое отличие" и ордена Трудовой Славы III степени, Карась оставался обыкновенным деревенским мужиком, со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. Не обращая внимания на свою "знатность", он охотно участвовал в некоторых весьма не одобряемых властью "мероприятиях". Одно из которых, например, именовалось "После вала - наповал!" - после окончания косовицы хлебов передовики, середняки и отстающие дружно напивались прямо на полевом стане. Домой "после вала" Карась возвращался уже на рассвете, когда жена Нюра доила корову, а сын Сашок и дочь Людмила еще нежились в сладких отроческих снах. Как обычно, находясь в подпитии, Карась считал своим долгом приветствовать домочадцев непременно на украинском языке, осколки коего, видимо, надежно хранились в его подсознании: "Здоровеньки булы! - на весь двор шумел Карась. - Як вы тут ночувалы?!" Реакция со стороны Нюры была традиционной: она в сердцах огревала мужа попавшимся под руку полотенцем. После чего меняла гнев на милость и ставила перед страждущим супругом четверть в меру холодного ржаного кваса, усиленного тертым, прочищающим мозги хреном.
Ничем Николай не отличался от других колхозников и в том, что касалось отношения к так называемой социалистической собственности. Как и все, никогда не уходил с "табора", не прихватив с собой хоть малый кусанок "обчественной" собственности, руководствуясь принципом "В хозяйстве (а под таковым подразумевалось личное подворье) все сгодится". Перечень того, что "годилось", был безразмерным: от гаечного ключа до куска шифера, от гвоздя-ухналя (для ковки лошадей) до помятой молочной фляги, валявшейся беспризорно в лопухах. Причем ему и в голову не приходило квалифицировать подобные действия как воровство. Оно ж не зря шутили: "Все вокруг колхозное, все кругом - мое!.."
Так и жил Николай. Как все. И все-таки чего-то ему недоставало. Поразмышляв, отчетливо понял, чего именно: свободы! Чтоб над тобой - никаких начальников, чтоб хозяйствовать на земле не так, как тебе приказывают, без конца понукая, а по своему разумению. А тут как раз дали "зеленый свет" всем, кто хотел выделиться "на отруба". Николаю по его просьбе отвели хороший кусок пашни площадью сорок гектаров, предоставили кредит на покупку техники и обустройство, и у него появилось свое "ранчо" на месте давно исчезнувшего хуторка. Там он поставил ангар для двух тракторов и для хранения запчастей, прицепного инвентаря. Комбайны на время страды ему охотно сдавал в аренду бывший родной и крепкий, а ныне хиреющий на глазах колхоз, переименованный в АО. Приобрел Карась "задешево" и хорошо сохранившийся полевой вагончик - с печкой, со столиком, с лавкой-лежанкой. А когда ребята с северных электросетей" провели свет, он перебазировал сюда и старенький, но вполне дееспособный черно-белый телевизор: "И стал я жить, что твой барин!.."
Да, зажил-то он по-новому. Но прошлое, въевшееся в плоть и кровь, напоминало о себе то больно, то смешно. Привычка ко всему "приделывать ноги" оказалась особенно живучей. Вот и после свиданки с кумом - как вы думаете, чего притащил Карась домой? Задаваясь этим вопросом, он целый месяц хохотал сам над собой. Притащил-то он аккумулятор от своего же трактора МТЗ. После возлияния с кумом прошлое одержало верх над настоящим и Карась начисто забыл, что трактор - его частная, неприкосновенная собственность. Выходит, украл у самого себя. И ничего тут не попишешь: "Но с этим прошлым - "приделывать ноги" колхозному добру - я завяжу. Честное слово! А вот разговаривать, если выпил, по-украински - наверное, буду до конца своих дней. Понимаешь, отказать себе в таком удовольствии - это выше моих сил!"