Обновили сбрую

Валерий Гергиев - за пультом, Родион Щедрин и Майя Плисецкая - в первом ряду царской ложи. И странная смесь из детишек на ярусах и VIP-персон в партере. Так начиналась премьера балета Родиона Щедрина "Конек-Горбунок", поставленного Алексеем Ратманским и художником Максимом Исаевым.

Алексей Ратманский вполне может претендовать на роль эдакого балетного Тарантино, который умеет потрафить киноманам, развеселить умников и заинтриговать жаждущих чистой равзлекухи обывателей. Что-то от восхитительно ненавязчивого постмодернизма можно услышать и в ранней, но на редкость умелой партитуре Щедрина, где с хитрецой процитированы и Прокофьев с его "Апельсинами", и Равель с его "Шахерезадой", и Стравинский с его русскими балетами.

С практической театральной точки зрения все получилось. Глаз радуют яркие, но стильные декорации и костюмы с явными отсылами к Малевичу, ухо услаждает фантастическое звучание Мариинского оркестра и фирменное оркестровое шаманство Гергиева. Ратманский не скупится на пантомиму и почти клоунские гэги, успевая ласково поддразнить Майю Плисецкую кокетливыми плечиками своей Царь-девицы. Солисты Виктория Терешкина и Михаил Лобухин выстреливают каскадами трюковых па. Где надо, публика похахатывает, где надо - восторженно аплодирует, где надо - пригорюнивается. Это успех, и, возможно, надолго.

Только не надо задавать вопросов и приглядываться, пытаясь отделить художественный результат от хорошо просчитанного успеха. Иначе придется крепко задуматься, почему среди малевичевских крестьян и работниц появились вдруг кони и кобылица в брюках клеш и с бакенбардами, словно из "Бременских музыкантов". Не будет понятно также, почему так пестры зеленые костюмы с цилиндрами (кстати, кто это в них?) или красно-белые (в них-то, понятно, жар-птицы обоих полов), съедающие всю сложную хореографическую полифонию, поставленную Ратманским. И почему она так плохо отрепетирована? Почти ничего не получается тютелька в тютельку. Как так вышло, что почти весь юмор не в танцах, а в пантомиме? Ведь Ратманский так хорошо владеет "ироническим классицизмом". И как, кроме хореографического банкротства, называется апофеоз, который Ратманский превратил в поклон всех действующих лиц и исполнителей? А интеллигентная питерская публика долго не могла решить, может ли она начать аплодировать еще до того, как прозвучали финальные аккорды.