...Возможно, роковую роль в судьбе Бруно сыграл венецианский патриций, пригласивший философа обучить его искусству памяти. Он, как член Совета мудрых по ересям, не мог поступиться принципами и не донести, что Джордано Бруно в его доме не раз говорил: все звезды - это миры и величайшее невежество верить, что существует только то, что видят глаза человеческие. Впрочем, в то время в Европе все доносили на всех.
Инквизиция несколько раз предъявила Бруно ультиматум: или отречение от еретических взглядов на Вселенную и сохранение жизни, или отлучение от церкви и смерть ему и его книгам, которые будут "публично разрываемы и сжигаемы". Ученому было столь очевидно, что Вселенная бесконечна, а истина косвенно находится в противоречии с верой, что костер он избрал как последний аргумент в споре со всесильными палачами, гарантами "правильной истины".
Вслед за Джордано Бруно под влиянием идей Коперника усомнился и Галилео Галилей в общепринятой библейско-птолемеевской картине мира, центром которого является Земля. Доносчики вездесущей инквизиции и тут сыграли свою роль в истории. Сломленный многолетними преследованиями 70-летний ученый согласился на публичное "отречение", чтобы умирая изречь: "А все-таки она вертится!" Жить ему еще оставалось девять лет, но за это время он ослеп, потерял дочь, сына заставили следить за родным отцом.
400 лет люди по-разному пытаются ответить на вопрос, кто был прав: Бруно, взошедший на костер, или Галилей, отрекшийся перед костром?
Есть знаменитое, всегда актуальное письмо посла Флоренции в Риме одному из друзей Галилея: "Я думаю, что лично Галилей не может пострадать, ибо, как человек благоразумный, он будет желать и думать то, что желает и думает святая церковь. Но он, высказывая свое мнение, горячится, проявляя крайнюю страстность, и не обнаруживает силы и благоразумия, чтобы ее преодолеть. Поэтому воздух Рима становится для него очень вредным, особенно в наш век, когда наш владыка питает отвращение к науке и ее людям и не может слышать о новых тонких и научных предметах. И каждый старается приспособить свои мысли и свой характер к мыслям и характеру своего господина, так что те, которые имеют какие-нибудь знания и интересы, если они благоразумны, притворяются совсем иными, чтобы не навлечь на себя подозрений в недоброжелательстве".
И каждый старается приспособиться к мыслям и характеру своего господина... Или не приспособиться и каждый день ходить на работу, как на невидимый миру костер...
Римско-католическая церковь, взявшая на себя все функции Бога на земле, не только не на жизнь, а на смерть боролась с инакомыслием. Всю критику в свой адрес она считала величайшей ересью, и этого было достаточно, чтобы отправить человека на костер. Бог был ни при чем, хотя с его именем уже в ХХ веке отправляли в Освенцим или в ГУЛАГ за веру в него.
Чешский мыслитель и гуманист Ян Гус, ректор Пражского университета, был отправлен на костер за то, что обличал высшее духовенство за продажность, стяжательство и жадность. Он возмущался, что священнослужители делают большой бизнес на индульгенциях - отпущении грехов за деньги. Хотя вся "ересь" заключалась в том, что он требовал от духовенства строго придерживаться провозглашенных церковью христианских добродетелей.
Живой была сожжена девятнадцатилетняя еретичка-рецидивистка, колдунья Жанна д' Арк. "Священный трибунал" судил Орлеанскую деву за богохульство, ношение мужской одежды и короткую стрижку. На самом деле церковь и король боялись той невероятной силы, которой обладала сельская пастушка, поднявшая народ на освобождение родины от оккупантов.
Лишь четыре живых факела в истории из тех десятков тысяч, что осветили мрачное европейское средневековье. Эпоха Возрождения начиналась отнюдь не при дворцовых свечах, а при площадных кострах. Если от инквизиции практически все страны отказались в девятнадцатом веке, то только в 1966 году Ватиканом был официально отменен так называемый "Индекс запрещенных книг", в последнем издании которого упоминалось около четырех тысяч книг, среди которых были сочинения Вольтера, Золя, Жорж Санд, Монтеня, Мицкевича, Стендаля, Флобера...
Потом пришло время, когда борьба с инакомыслием переместилась с Западной Европы в Восточную, на смену "священному трибуналу" пришли "особые тройки". Лучшие умы выталкивались из России на "корабле философов". На одной шестой части суши главной запрещенной книгой оказались Библия и весь "там- и самиздат". Солженицын, Синявский, Зиновьев, тысячи "не так" думающих людей должны были уехать за границу или уйти во внутреннюю эмиграцию, чтобы выжить.
А вообще-то кто любит людей, которые думают не так, как все? У великого Вольтера, говорившего: мне ненавистны ваши убеждения, но я жизнь отдам, чтобы вы могли их высказать, - не так много искренних последователей. Диссидентов власть всегда преследует при молчаливой поддержке толпы. Вот почему, имея такой опыт тысячелетий за плечами (никогда и нигде в истории инквизиция не могла доказать свою законность), мы более всего на свете должны ценить свободу говорить, думать и верить. Это равнозначно праву жить.
СТОИЛО ЛИ ДЖОРДАНО БРУНО УМИРАТЬ ЗА ИДЕЮ?
Александр Даниэль, член правления международного общества "Мемориал":
- Мне кажется, это ложная дилемма, кто был прав - Бруно или Галилей? А на самом деле был прав Коперник, который совершил переворот в естествознании, обосновав гелиоцентрическую систему мира. В известной пьесе Брехта два персонажа спорят по поводу отречения Галилея. Один говорит: несчастна та страна, где нет своих героев. Второй возражает: несчастна та страна, где требуются герои. Я согласен, скорее, со вторым. Нельзя возводить в добродетель готовность отдать жизнь за идею. Это может быть печальная необходимость: жизнь за достоинство. Но так обращаться можно только со своей жизнью, а не с чужой. А у нас последние сто лет то и делали, что отдавали чужие жизни за свои идеи.
Никита ВЫСОЦКИЙ, директор центра-музея В.С.Высоцкого:
- Это каждый решает сам, идти ему на костер или погреться у костра. Но, на мой взгляд, таких идей, которые принципиально изменяли бы научное мировоззрение ("А она все-таки вертится!"), в наше время нет, даже если речь идет о клонировании или бессмертии человека. А что касается позиции, которая стоит жизни... Свободомыслие Таганки власти воспринимали как инакомыслие талантливых людей, не прекращая "охоту на волков". Может, мы потому все из западни вырвались, что кто-то один пел иначе.
Виталий ГИНЗБУРГ, астрофизик, академик РАН:
- Сегодня нет таких научных идей, за которые надо ложиться на костер. Можно бороться и доказать их. Правда, многие ноют, как сейчас трудно и плохо. Я хочу сказать: как сейчас хорошо в стране, где раньше преследовали даже лауреатов Нобелевской премии, где гноили в тюрьмах целые школы ученых биологов. Мы имеем свободу. За свободу и демократию можно отдать жизнь. Даже папа римский, хоть я и атеист, в последней энциклике признал необходимость науки - и веры, конечно. Хотя мракобесия и шарлатанства сегодня предостаточно, смею это утверждать как член комиссии по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований.
Алла БАЯНОВА, певица:
- Смерть Джордано Бруно - нелепейшее недоразумение. В отстаивании своей идеи философ зашел слишком далеко. Да, нужно доказывать человечеству свою правоту и верность своих воззрений, но не до смерти, не до, если можно так выразиться, самосожжения. В Священном Писании сказано, что человек не властен над своей жизнью, данной Богом. Ее надо прожить, а не самостоятельно решать, когда стоит с ней проститься, что в принципе и сделал Бруно.
Жизнь - это самый дорогой подарок, который человеку дает судьба. Я бы не отказалась от жизни ради идеи, хотя боролась бы за нее. Но если бы вопрос встал о жизни и смерти, я предпочла бы все-таки жить - человек не имеет права решать, жить ему или умирать.
Валерий ГОРБАЧЕВСКИЙ, академик Российской академии космонавтики им. Циолковского:
- Действия средневековой инквизиции являются позорной страницей в истории христианства. Бруно, по моим понятиям, совершил подвиг во имя науки, хотя выдвигаемые им теории в то время не могли быть доказаны.
Отец Георгий (Чистяков), зав. отделом религиозной литературы Библиотеки иностранной литературы им. Рудомино:
- Во времена Джордано Бруно его взгляды казались еретическими. Сегодня Римская католическая церковь признала ошибки прошлого и с уважением относится ко всем научно обоснованным утверждениям. Бруно не был еретиком, он был прав во всех отношениях.
Светлана АЛЕКСИЕВИЧ, писательница:
- Больше всего меня пугает самый страшный миф ХХ века, что человеческая жизнь чему-то равна! Революции, пятилетке, спасенному реактору, Горбачеву, Ельцину, национальной идее. Никто меня сегодня не убедит после собственных книг о войне и Чернобыле, после Шаламова и Разгона, после Булгакова и Замятина, после Абхазии и Чечни, что есть что-то равное человеческой жизни. Увы, в нашей истории нет ни одного поколения без военного опыта, без опыта убийства, а с опытом просто жизни. Когда формировались нации, религии, государства, возможно, у истории были свои резоны. Я убеждена, что в ХХ веке жизнь конкретного человека дороже любой идеи и любого открытия.