Этот яркий человек всегда был возмутителем спокойствия в академичном мире классической музыки. Первыми, кто оценил бунтарский дух дирижера, были свердловчане. Затем слухи о небывалых оперных постановках Колобова стали доходить из Ленинграда. После - несколько лет руководства Московским академическим музыкальным театром имени Станиславского и Немировича-Данченко, которые запомнились не только сценическими экспериментами, но и скандалами, потрясшими одну из старейших столичных трупп. Кто-то "пошел" за Колобовым, кто-то не хотел расставаться с привычными представлениями об опере... Оставалось одно: вместе с единомышленниками создать свой собственный театр. Так возникла "Новая опера".
Если в Москве и есть "дирижерская опера" (подобно, скажем, "режиссерскому театру"), то это, конечно, не Большой и не Станиславского, а именно колобовский коллектив. Евгений Владимирович был непререкаемым лидером, не только выдвигавшим идеи, но и воспитывавшим исполнителей в почти забытом нынче духе самозабвенного, едва ли не религиозного служения музыке.
Вместе с тем - парадокс - он лишь в редких случаях ставил классическое произведение так, как его написал композитор. То увертюра почему-то игралась в конце спектакля, как в "Руслане и Людмиле", то действия менялись местами, как в "Борисе Годунове", то вводились фрагменты из других сочинений и даже других авторов, как в "Моцарте и Сальери". А в наделавшей шуму "Травиате" вовсе зазвучал электронный синтезатор... Дирижер, не жаловавший современную музыку и практически не исполнявший ее, словно хотел сказать: нет на свете ничего свежее и современнее классики. Только надо смотреть на нее "не замыленным" живым взглядом.
Критики часто бывали недовольны. А публика валила валом в чудесное новое здание - маленький дворец, щедро отстроенный Колобову московскими властями. Рукоплескали зрители Европы, Америки...
Он все делал неожиданно. И умер скоропостижно, всего лишь 57 лет от роду, с морем планов в голове и надежд в сердце. Сердце не выдержало...