Такому нашествию "Ивановых" на Москву мы обязаны Театру наций, который именно так, по-щегольски пожелал отметить 120-летие первой чеховской постановки в России. В конце концов, премьера 1887 года была сыграна как раз в том здании, которое некогда принадлежало Федору Коршу, а теперь - Театру наций. Правда, венгров на историческую сцену по причине затяжного ремонта не пустили и взамен предложили сыграть спектакль в помещении Театра имени Пушкина.
А ведь зря. Как раз разруха, временно царящая в Театре наций, и запах свежей известки наверняка больше подошли бы венгерскому спектаклю.
Мысль о необходимости капитального ремонта, а еще лучше сноса - первая, что приходит в голову при взгляде на декорации художника Жолта Кхелла. Перед нами унылое, не приспособленное для жизни пространство, способное довести кого угодно хоть до чахотки, как Сарру, хоть до самоубийства, как Иванова.
Венгерский режиссер поставил что-то вроде спектакля-пейзажа. И неотъемлемыми частями этого пейзажа стали малоодушевленные чеховские персонажи, часами перемывающие косточки соседям, годами перекидывающиеся картишками в преферанс, а в промежутке пьющие неизменный чай с неизменным "кружовенным" вареньем. Помаленьку этот пейзаж, это по-своему обаятельное человеческое болото с довольным чавканьем втягивает в себя Иванова.
Тамаш Ашер рисует населяющих чеховскую пьесу персонажей с такими убедительными, такими беспощадными подробностями, что быстро становится ясно: на снос нужно отправлять или весь этот запустелый дом, или самого героя, не желающего смириться с мерзостью внутреннего запустения. Самоубийства, впрочем, ждать не приходится, хотя Иванов не раз прикладывает револьвер к своему виску.
Будапештский театр предпочел финал, почерпнутый из другой редакции чеховской пьесы, и наградил Иванова тем, что принято называть смертью по естественным причинам. Весело покрутив пистолетом, герой прячет его в карман и навзничь падает на пол. Пришедшие на свадьбу Николая Алексеевича гости недолго будут пребывать в оцепенении. Какой-то замшелый старикашка, пробившись через толпу, вдруг врубит вентиляцию на полную катушку, и этот рокот станет последним звуком спектакля Тамаша Ашера. Да уж, проветрить здесь не помешало бы.