- Впервые вы привезли в Лондон Мариинку, тогда именовавшуюся Театром оперы и балета имени Кирова, в 1961 году. И вот 40 лет спустя, почти день в день, знаменитая питерская труппа снова здесь и тоже с вашей помощью. Это случайное совпадение или юбилейная задумка?
- Вообще-то на этот сезон мы планировали гастроли Большого театра. У нас была твердая договоренность с Васильевым. Но, как вы знаете, осенью прошлого года в Большом произошла неожиданная смена руководства, и переговоры надолго застопорились. Наступил момент, когда больше тянуть было нельзя. В этой ситуации мы обратились к Валерию Гергиеву, и лидер Мариинки любезно согласился. Что вовсе не означает отказа от идеи пригласить Большой. Это замечательный коллектив, и мы будем рады принять его в Лондоне, когда москвичи сами этого захотят.
- Чем интересны нынешние гастроли "кировцев"?
- Приезд такого театра - большое событие в жизни любой страны, и мы горды, что сумели преподнести британским меломанам замечательный подарок. Что касается репертуара, то, пожалуй, самым интригующим моментом будет премьера балета Кеннета Макмиллана "Манон", который, как известно, является своеобразной "торговой маркой" Королевской оперы. Очень интересно, как его поставили петербуржцы.
- С чего началось ваше увлечение русским музыкальным искусством?
- Мы всегда знали, что в СССР есть великие музыканты и выдающиеся коллективы. Но пока был железный занавес, об их гастролях нечего было и мечтать. Сразу после смерти Сталина в Лондон для переговоров о культурном сотрудничестве приехала советская делегация. В ее составе был молодой скрипач Игорь Ойстрах. Мы воспользовались случаем и организовали его концерт в Альберт-холле, который прошел с необычайным успехом. Это была первая ласточка. С тех пор мы непрестанно возили в Британию многих знаменитых советских музыкантов. Давид Ойстрах, Эмиль Гилельс, Святослав Рихтер, Леонид Коган... Все это были мировые звезды первой величины, которых на Западе до того не видели. Каждый концерт был откровением для публики.
Нам также удалось пригласить великих композиторов - Арама Хачатуряна и Дмитрия Шостаковича.
- Какое созвездие имен... Вам легко было с ними работать?
- Не просто легко, но необычайно приятно. Почти со всеми у нас сложились близкие, дружеские отношения. Для многих мы были первыми западными партнерами. Ведь советские музыканты тогда редко выезжали за рубеж и не всегда напрямую общались с организаторами гастролей. Но мы старались помочь им адаптироваться на Западе, помогали чем могли. У нас хранятся сотни писем от Шостаковича, Давида Ойстраха и многих, многих других. Это очень личные и исключительно дружеские послания. В них и благодарность за добрый прием, и просьбы о помощи, и просто слова о наболевшем.
А люди они, конечно, были очень разные. С Рихтером, например, мы потеряли массу денег. Он был очень своеобразным человеком и не всегда подчинялся утвержденному распорядку. Мог вдруг отказаться от выступления или отправиться на прогулку во время репетиции. Гилельс в отличие от него выделялся организованностью. Кстати, он ревниво относился к Рихтеру. Хотя тот его высоко ценил...
- В те времена далеко не каждому западному импресарио удавалось заполучить таких знаменитых музыкантов. Раскройте секрет.
- Секрет один: настойчивость и понимание психологии партнеров. Чтобы организовать очередные гастроли, приходилось по нескольку раз ездить в Москву, обивать пороги Госконцерта и Министерства культуры. Разговаривать в этих учреждениях было непросто. С одной стороны, сидевшие там бюрократы хотели заработать как можно больше валюты, с другой - не выпускать из страны тех людей искусства, которые отличались самостоятельностью поведения и не горели любовью к советской власти. Тем не менее мы научились понимать и этих чиновников.
- Иными словами, вы выторговывали право для того или иного знаменитого музыканта отправиться в европейское турне?
- Если хотите, назовем это так. Причем "выбивать" приходилось не только музыкантов, но и репертуар. Ведь бюрократы решали за артистов, что тем играть за границей. Помнится, перед лондонскими гастролями Симфонического оркестра Ленинградской филармонии его дирижер Евгений Мравинский попросил нас уговорить Фурцеву разрешить им сыграть в Британии 8-ю симфонию Шостаковича. И при этом ни в коем случае на него не ссылаться. Откровенно говоря, мы были поражены, что всемирно известный дирижер не имеет права самостоятельно определять программу гастролей.
На очередной встрече с Фурцевой мы осведомились, не может ли она попросить Мравинского привезти в Лондон 8-ю симфонию. Ей это явно не понравилось: "Зачем вам такая пессимистическая вещь?" Мы объяснили, что британская публика давно мечтает услышать эту музыку. Через несколько дней разрешение было все-таки получено, и Мравинский чувствовал себя на седьмом небе.
Нечто подобное произошло и с первым скрипичным концертом Шостаковича. Лишь после нашего вмешательства произведение впервые прозвучало на Западе в исполнении Давида Ойстраха в 1955 году.
- Вы приглашали только солистов?
- Нет, были и музыкальные коллективы из Украины, Грузии, городов России. В 1961 году мы решились на организацию первых продолжительных гастролей и выбрали для этого такой большой коллектив, как балет Кировского театра. Но перед самым началом выступлений произошел шумный скандал. Труппа летела в Лондон через Париж, и там от нее отстал и попросил политического убежища Рудольф Нуреев. Москва была в бешенстве. Там почему-то решили, что побег был организован нами. Хотя мы до этого даже не были знакомы с Нуреевым. Много позже, после того как были открыты архивы КГБ, мы узнали, что советская агентура просто списала эту историю на нас, чтобы спасти свою репутацию.
- Нуреев был единственным перебежчиком в вашей практике?
- Через несколько лет его примеру последовала прима Мариинки Наталья Макарова. После чего московские функционеры снова стали смотреть на нас косо. А когда в 1974 году мы приютили у себя дома уехавшего из СССР Мстислава Ростроповича, Минкульт окончательно разорвал с нами отношения, и мы на многие годы лишились возможности привозить в Британию советских исполнителей.
- Вы добились огромных успехов в своем деле. Скажите, что помогло стать хорошими импресарио?
- Прежде всего нам очень повезло со страной проживания, - на этот вопрос отвечает Виктор Хоххаузер. - Мы приехали сюда из Чехословакии перед самой войной. Мне было всего 16 лет. Начинать было, конечно, нелегко. В середине 40-х друзья попросили меня организовать благотворительный концерт в Альберт-Холле. Занятие мне понравилось, и я попробовал силы в проведении выступлений больших музыкантов - например, скрипача Иегуди Менухина... В 1949 году мы с Лилиан поженились. А в начале 50-х начался наш золотой "советский период". Вот и вся история.
- Бесспорно, работа импресарио - дело благородное, но отнюдь не бескорыстное. Британские газеты недавно пожурили вас за слишком высокие цены на представления Мариинки.
- Мы считаем такие упреки несправедливыми. Билеты на оперные спектакли в Лондоне всегда были очень дороги. В случае с Кировским театром одна только аренда "Ковент-Гардена" стоит больше миллиона фунтов. А еще нужно привезти и разместить более 600 участников гастролей. Наконец, немалые средства уходят и на гонорары артистов. Прошли те времена, когда советские гастролеры получали довольно скромное вознаграждение за свои выступления. К тому же большую его часть отдавали государству. Теперь гонорары очень высоки.
Впрочем, не скажу, что деньги для нас - главное. Конечно, они важны, но за последние полвека мы не раз оказывали и безвозмездную помощь российским музыкантам. Посылали лекарства, оплачивали больничное лечение. А когда случилось страшное землетрясение в Армении, мы организовали в Лондоне огромный благотворительный концерт, вся выручка от которого пошла жертвам этой трагедии. Словом, мы не забываем, что деньги - не цель, а только средство. И стараемся с помощью этого средства творить добро.