- Юбилей! Слово, интеллектуалами иронически третируемое. А у вас есть ощущение этапа? Или
- Юбилей! Слово, интеллектуалами иронически третируемое. А у вас есть ощущение этапа? Или возраст, движение времени в театре - чувствуете?
- Движение времени очень чувствуется, а ощущения этапа нет совсем. Просто старше становлюсь - и точка. Ну и в связи с этим испытываю те же чувства, что и все люди...
- Но у режиссера эти ощущения, наверное, еще острее...
- Да, поскольку профессия напрямую связана с энергией, с необходимостью быть сильным, не расслабляться ни на минуту. Это гонка, когда все время надо бешено крутить педали. Так что в связи с этим есть над чем поразмыслить. А примером остается Немирович-Данченко, который свой лучший спектакль "Три сестры" поставил в 80 лет. И это, конечно,чудо. Но одно из чудес мы и сейчас наблюдаем - я имею в виду Юрия Петровича Любимова. Тут все мы, "юбиляры", должны, как говорится, просто "заткнуться".
- Почти всю жизнь вы провели в свободном плавании, поменяли несколько театров. Это что - осознанный выбор или "так сложилось"?
- Какое "свободное плавание"? Смена театров происходила не по моей воле. Я был и безработным, когда меня просто выгоняли из театра. И тяжело переживал эти ситуации. Я всю жизнь, здесь ли, там ли, старался быть "в стойле". А "свободное плаванье" у меня определилось только после 1994 года, когда снова жизнь меня шарахнула, да как! (В 1994 году театральную общественность поразило сообщение о хулиганском нападении на Леонида Ефимовича и его семью. Это должно было стать акцией устрашения художника, твердо отстаивающего в театре, тогда еще Советской Армии, творчество, а не коммерцию. - Е.С.). Другое дело, что по типу я "общинный" человек и всегда любил служить в "театре-доме". И сейчас опять в штате театра имени Маяковского, так как не мог не принять предложение уже тяжело больного Андрея Гончарова. Поэтому с изумлением смотрю на моих учеников, которые отнюдь не все хотят связывать себя с репертуарным театром, не приемля жесткого графика работы.
- Вам не удалось воспитать в них внутренней дисциплины?
- Дело не в этом. Просто некоторые уже не могут представить себе, что вот поступят в театр и будут "служить" там с утра до вечера. Они не видят в этом смысла. Кто-то уже в рекламе, кто-то в кино, кто-то пишет пьесу и играет в целом ряде экспериментальных спектаклей. Театральный рынок колоссальный! Смотрите, как поменялось время! Они свободны, более раскованны в профессии. Я же по "старинке" боюсь. И потом, убежден: менталитет театральной России таков, что очень важно быть частью какого-то коллектива. По своему опыту знаю: в определенные моменты жизни это сильно помогает.
- У вас сегодня нет ощущения разрыва поколений?
- Я не назвал бы это разрывом, скорее, это новый виток в развитии общего театрального дела. Нынешнее молодое поколение отличается своей резкой позицией, что-то в нем такое накопилось. Все, кто старше, им не интересны, им хочется чего-то принципиально иного. К тому же надо помнить, что сегодняшние студенты прожили свои 17-18 лет в эпоху полного крушения идеалов и авторитетов, а новые пока не народились. В общем, все это нормально, и я верю, что куда-то мы придем, вырулим.
- Вы всегда были "примерным учеником"?
- Я прожил свою жизнь, испытывая огромную благодарность к своим учителям: Алексею Попову и Марии Кнебель. Шагу не делал, чтобы не вспомнить их добрым словом: ведь из сотен, тысяч абитуриентов они выбрали меня, а могли бы выбрать кого-то другого. Да, мое поколение и поколение учителей объединяли общие идеалы, общие взгляды на человека, на жизнь. А теперь и я, и многие режиссеры моего поколения ежатся, не зная, как приспособиться к тому языку, который предлагает молодежь. Это нормально, ведь это поколение сформировано другой культурой, клиповой стилистикой, "попсой". Того же Высоцкого они воспринимают очень специфически, слыша совсем другие звуки. Но суть жизни остается та же, они так же хотят быть счастливы, боятся одиночества, смерти. Это то общее, где скрещиваются интересы всех поколений.
- И вместе с тем сегодня ваша аудитория "тихого, психологического" театра значительно сузилась. Вас это не тревожит?
- Я думаю, жизнь все расставит по местам. Закончится или хотя бы поутихнет этот период войн, катастроф, мы переживем свой адаптационный период после века крови, "века-волкодава", и сама собой отпадет необходимость в шоковой стилистике. Дело ведь не в том, что тихий психологический театр не нужен: сейчас он не может конкурировать с "театром жизни". Действительно, что может перешибить "последние известия"? Как настроить себя на тишину, на медленное сосредоточенное восприятие? Да, я живу в стране, где жить больно, где льется кровь, и я не могу быть свободным от этой боли. И все равно я счастлив!
Помню, когда заканчивал в Минске политехнический институт и был уже "звездой" студии при нем, меня вызвал проректор и буквально заорал: "Хейфец! Ты - дурак или нет? Тут на тебя заявка пришла из ТЮЗа, чтобы ты артистом стал. Я им сказал, что ты не дурак и будешь инженером". После этого я проработал инженером два положенных года, получил серебряную медаль на ВДНХ за изобретение, но в конечном счете оказался дураком...
- Постоянная гонка: театр, репетиции, студенты... Не обедняет ли это вашу жизнь? Ведь есть и простые человеческие радости.
- Для меня это и есть жизнь в самом полном ее выражении. И потом, у меня - семья, две дочери. Друзья, кстати, не из театральной сферы.
- В одном из ваших последних спектаклей - "Вишневом саде" - на сцене театра Моссовета вместе с печалью по уходящему звучит удивительное чувство благодарности жизни, дому, ускользающей красоте. Мне кажется, вы вообще благодарный человек.
- Хотелось бы так думать. Но самому судить о себе трудно. Через всю жизнь я проношу чувство благоговения к тем, кто помогал мне быть счастливым, стать тем, что я есть. Это и мой первый театральный учитель в Минске Георгий Кочетков, и коллеги-актеры, с которыми сводила судьба. Не могу забыть тех, с кем начинал в Театре Армии: Аллу Покровскую, Федора Чеханкова, Геннадия Крынкина. Там я повстречал Андрея Попова и Наталью Вилькину, ставших частью моего мира. Много позже там же работал с Олегом Борисовым, с которым мы понимали друг друга с полуслова. А потом были 15 лет в Малом театре. Но ведь затем я работал и в "Современнике", и в Театре Моссовета, и во МХАТе. Сейчас в "Маяковке" я обрел, как мне кажется, хорошие контакты с Евгенией Симоновой, Эммануилом Виторганом, Игорем Костолевским, Ольгой Яковлевой. Так что для меня почти каждый театр в Москве излучает определенную человеческую, душевную энергетику. Как можно не быть этому благодарным!..