- Малый театр - это классика! Прошлое. Не исчезло ли сегодня благородство из нашей жизни? Или
- Малый театр - это классика! Прошлое. Не исчезло ли сегодня благородство из нашей жизни? Или его можно увидеть только в ваших старых пьесах?
- Оно не исчезнет, пока существует человек, - не все же хамы! Есть люди, которые помогают другим, не преследуя никакой выгоды. Про таких людей мы и рассказываем в наших спектаклях, отталкиваясь от классического репертуара, традиций и канонов Малого театра.
- Многие молодые талантливые режиссеры прибегают к иным приемам постановки?
- Я называю это псевдотеатральностью. Когда на Джульетту надевают джинсы, а Ромео говорит современным сленгом! Это либо от непонимания, либо от недостатка способностей, таланта.
- А если на такого Ромео с восторгом глядит молодежь?
- Так что ж, нам теперь падать в ноги молодежи?! Молодежь надо учить. Яйцо курицу никогда не научит. Да, многие режиссеры, когда у них что-то не получается, начинают противопоставлять свой театр нашему, дескать, вы так не сможете! Да сможем! Но зачем? Малому театру уже 200 лет. Почти столько же, сколько Америке. Америка же не подлаживается под Россию, под Англию или под Францию. Сегодня мы играем "Коварство и любовь" Шиллера, в главных ролях - два неизвестных артиста. Но они играют при полной тишине и внимании зрительного зала, хотя мы не открываем америк, не раздеваем их, не валим на пол для определенных физических упражнений. Не в этом суть!
- Юрий Мефодьевич, вы, являясь художественным руководителем театра, вероятно, имеете возможность удовлетворить все былые свои мечтания, играя самые разные роли?
- Конечно, и по имиджу, и по популярности я подхожу на главные роли чуть ли не в каждом спектакле. И не будь я руководителем, меня бы так, возможно, и использовали. Но сейчас я не имею на это права. Здесь такой закон: хапать под себя не надо! И это я усвоил с пеленок, придя в Малый театр в восемнадцать лет.
- А как же "здоровый авантюризм"?
- У нас авантюризма быть не может: 750 человек работают в Малом театре - колоссальный коллектив! Я за то, чтобы все изменялось очень осторожно. На нашем веку мы много ломали, а строить новое ой как тяжело! Мне очень обидно, что в нашей стране только после смерти актера, художника о нем начинают говорить. Это загадка нашего характера, она не из хороших черт, но понимание и признание актера зависят и от той среды, в которой мы живем: сейчас деньги очень многое значат. Скажем, Мордюкова, Гурченко - этих актрис народ очень любит, но об их материальом обеспечении говорить больно, хотя Нонна Мордюкова входит в десятку актрис века от России. Я считаю, что такие люди должны находиться на полном обеспечении государства. Только не подумайте, что я готовлю и себе какое-то местечко! Мне уже ничего не надо. Не то что бы у меня все есть... Я говорю о других людях... Вспоминаю Смоктуновского. Думаю, если бы наше государство взяло бы его на обеспечение, то он прожил бы дольше, доставляя людям счастье. Тоже самое можно отнести и к Лебедеву, Стржельчику... ныне покойным. А те, кто с нами? Евгений Валерьянович Самойлов (вы можете помнить его в фильме "В шесть часов вечера после войны") - он, к сожалению, сейчас болеет, ему сделали операцию, но между двумя операциями он сыграл спектакль, причем сам попросил об этом, хотя мы его отговаривали. А когда ему стало плохо и он позвонил в поликлинику СТД, чтобы вызвать "скорую помощь", ему ответили, что нужно заплатить, и... не приехали. Он не мог понять, что же еще ему надо платить, когда он 50 с лишним лет платит членские взносы в этот СТД!
- Что сейчас нужно простым людям, вашим зрителям?
- Мы продолжаем воспитывать классикой. Взгляд на биографию прежних актеров Малого театра заставляет задуматься о многом. Они заботились о процветании государства, помогали бедным... Когда Щепкин приходил в свой дом, ныне сгоревший, на обед, то он половины людей вообще не знал, ибо был хлебосольным и приглашал всех! Он садился за стол и говорил: "Ну давайте познакомимся!" Островский специально построил в своем имении в Щелыково дом для актеров, которые приезжали к нему в гости. Это традиция, которая была в каждой семье. И я помню, хотя был маленьким, как у нас в доме во время войны всегда был чай для гостей, может, и не чай вовсе - одна вода, но никогда не было так, что называется, посидели, потрепались, разошлись, - без чая, душевного приема никто не уходил. Я считаю, что это те самые заповеди, которые существуют в Библии. Только мы их не расшифровываем.
- Вам приходится отстаивать свои права?
- Далеко не все в восторге от моего руководства по разным обстоятельствам: кто-то завидует, кто-то недоволен данной ему ролью, я же всегда отстаиваю одно: мне хочется работать в театре, за который мне было бы не стыдно. Да, я многим не нравлюсь, но я никому не сделал гадостей, никого не предал, ни у кого ничего не взял.
- Вы не простите человеку предательства, ошибки?
- Нет. Я ведь человек немолодой (просто хорошо сохранился), у меня есть опыт, знания, и с годами все больше и больше хочется прийти к вере. Вера - это дело серьезное.