Каждый, кто входил в вагон, первым делом замечал эту собаку. Не заметить ее было нельзя, потому
Каждый, кто входил в вагон, первым делом замечал эту собаку. Не заметить ее было нельзя, потому что выглядела она не реальной псиной, а персонажем мультфильма. Творением художника, который из сентиментально-юмористических соображений придумал ей такую комичную морду с одним задранным ухом, а другим опущенным и такой трогательный доверчивый взгляд, который она время от времени устремляла на своих хозяев.
Их было двое. Старик с какими-то сумками и мальчик. Бедные, но не бомжи. Не промышляющие в метро, а, как все нормальные люди, едущие по своей надобности. Вместе со своей смешной беспородной собакой, которая у самых неприветливых пассажиров вызывала накат безотчетной стеснительной нежности. Между прочим, не в этом ли главная миссия животного в большом городе? Хотя кто-то, конечно, держит дорогих псов из престижа либо для защиты. Однако что за престиж быть хозяином дворняжки? И какая она защита, какая охрана? Ничем не могла она служить своим бедным хозяевам, ничего и они не могли от нее ждать - кроме любви. И не потому ли отходили душой при виде этой компании люди, что сама идея бескорыстной привязанности и человеческого тепла сделалась в нашем обществе анахронизмом?
Жалоб на это вроде бы не слышно. О том, что в стране ощущается жесточайший дефицит доброты и участия, публично никто сетовать не станет, еще засмеют. Хотя, если говорить начистоту, все остальные наши нехватки в первую очередь именно этой и объясняются. Своеволием, которое вытеснило сочувствие, и равнодушием ("Это ваши проблемы!"), которое самодовольно высмеяло сострадание.
А между тем покажите мне человека, который не испытывал бы потребности в понимании и любви. И уж тем более найдите такого ребенка.
Всякий раз, отправляясь на отдых за рубеж, ностальгически завидую летящим вместе с благополучными родителями детям. Мог ли я в их возрасте мечтать о Родосе или Кипре, если подмосковное Перхушково представлялось мне земным раем? Но когда, воротившись на Родину, на каждом перекрестке встречаю десятки чумазых малолетних попрошаек, когда вижу на телеэкране лопоухих, тонкошеих бродяг и воришек, жертв работорговцев и педофилов, когда из газет узнаю о том, что государство задолжало своим под стол ходящим гражданам не один десяток миллионов рублей, ассигнованных на детские пособия (аж 70 рублей!), то начинаю сознавать, что завидовать-то, пожалуй, стоит как раз мне. Моему послевоенному дворовому детству - сиротскому, заплатанному, полуголодному, но не лишенному ни ласки, ни заботы. Да, забота бывала крутовата, с идеологическим нажимом, и ласка - скупа, но в том, что мы - не пасынки, а родные дети страны, ни у кого из нас, послевоенной рванины, не возникало сомнений.
В ранние годы оттепели пользовалось популярностью стихотворение только что возвращенного читателям Дмитрия Кедрина "Кукла". "Как темно в этом доме, там царствует грузчик багровый, под нетрезвую руку тебя колотивший не раз...". Я еще не знал, что, услышав эти стихи, Горький смахнул слезу, но я знал по собственному пацаньему опыту и эти темные подвалы, и этих багровых пропойц, и эту тоску по недоступной игрушке, в данном случае хотя бы резиновому мячу. Но не сомневался, что рано или поздно мяч для таких, как я, у страны найдется, пусть один на всю нашу дворовую шарагу, как у каждого даже мало знакомого взрослого находится для меня или книжка, или цветной карандаш, или хотя бы доброе слово.
Современная Россия - это общество, где добрым словом не балуют. Ни взрослых, нормой общения между которыми сделались оскорбления, разоблачения и подначки, ни детей, которых в лучшем случае воспринимают как рыночный потенциал, но не как собственное будущее. "Здесь и сейчас" - вот нетерпеливый лозунг дня, который поощряет и взрослое воровство, и на малолетних приучает смотреть как на некий человеческий полуфабрикат. При наличии известных возможностей в него принято вкладывать средства, однако на рядовой малолетний контингент распространяется разве что показушная грошовая благотворительность.
На нее, на потенциальных благодетелей и меценатов у нас вообще вся надежда. Ничего дурного не хочу сказать о тех воротилах, которые вместо гуляний с "мамзелями" в Куршавеле от щедрот своих раскошелятся на пару компьютеров в какой-нибудь сельской школе, но искренне недоумеваю, как это мне и миллионам моих ровесников удалось выучиться хоть на медные деньги, однако без содействия каких бы то ни было благотворителей? Исключительно попечением государства, которое никогда особо расточительным не было, однако и своих отроков, в том числе и самых неимущих, заботой не оставляло.
Ныне меня часто одолевает мысль о том, что в наши дни ни получить среднего образования, ни закончить МГУ мне, скорее всего, не удалось бы. В самом деле, ведь кем я был? Выражаясь в архаичных тогда терминах, "кухаркиным сыном": моя мама была портнихой. Что не мешало мне сидеть за одной партой с сыном министра и не испытывать ущемленности по поводу своего социального положения. Теперь же омерзительный термин вновь обрел актуальность, и, судя по видам реформы, новым "кухаркиным детям" в плане высшего образования ничего особо не светит. Да и к средним школам, куда ровесников подвозят на "мерседесах", им не стоит приближаться.
Всецело поддерживая рыночные реформы, все чаще склоняюсь к мнению, что во всем, имеющем отношение к детству, рынку нельзя так уж безоглядно доверять. Что-то, и, вероятно, очень многое, должно делаться не из меркантильного утилитарного расчета, а из расчета более возвышенного и тонкого. Вспоминаю, скажем, детское, а точнее, "школьное" кино 60 - 70-х годов. Может, оно и не могло в смысле выручки тягаться с тогдашними боевиками, но заповедь о том, что "счастье - это когда тебя понимают", через 20 лет отозвалась в сердцах людей, захотевших новой жизни. Вот эффект этого самого понимания на уровне общественного бытия.
Короче, доброта себя оправдала. Прибыль, что она принесла, оказалась позначительнее цифр в колонках какого-нибудь промфинплана. А теперь задумываюсь, не окажутся столь же очевидными интеллектуальные потери от деления школы на элитную и общедоступную? От расслоения детей на пассажиров "мерседесов" и всех прочих учащихся, бредущих на уроки проселками, переулками и проходными дворами. Понятно, что золотого детства не может быть у каждого. Важно, чтобы ни у кого не было детства свинцового. Чтобы никто на детстве не наживался - ни материально, ни политически.
После бесланской трагедии ловил себя на том, что не могу спокойно смотреть на детей. Все время казалось, что кто-то их выслеживает, окружает, держит под прицелом. Но ведь что поразительно: как раз за детей наши неистовые правозащитники не очень-то и страдали. Им важнее было побольнее уесть власть, вознестись в обличительные либеральные выси...
Рассказывают, что весь свой капитал - пять рублей мелочью - семилетний бесланский мальчик предложил своему мучителю-боевику, чтобы тот отпустил его маму. Вот вам пример бессильной и непобедимой любви.