КАК ФЕЛЛИНИ ХРУЩЕВА ОКОНФУЗИЛ

Вчера начал работать ХХVI Московский международный кинофестиваль. Его жюри возглавил известный английский режиссер Алан Паркер. О закрытости членов жюри, о не всегда оправданных результатах ММКФ каждый год слагаются легенды. Но вряд ли когда-нибудь удастся превзойти киноскандал 1963 года. Предлагаем последнее интервью кинорежиссера Григория Чухрая, данное им корреспонденту "Труда" почти три года назад и в полном объеме не публиковавшееся. В 2001 году председатель жюри Московского кинофестиваля 1963 года режиссер Григорий Чухрай рассказал о том, почему великого Федерико Феллини и его "Восемь с половиной" в Москве ждали в одинаковой мере триумф и провал.

- Почему именно вы возглавили жюри МКФ?
- Меня после "Баллады о солдате" и ее побед на международных кинофестивалях знали на Западе. Потом я был советским режиссером, членом партии. "Доброжелатели" говорили: "Ну, конечно, знают потому, что на кинофестивали посылают любимчиков". Я отвечал: "Но мне призы дают не члены ЦК КПСС, а те, кто относится к странам социализма с подозрением". В 1963 году в жюри МКФ вошли итальянский критик Серджио Амэдей, французский актер Жан Марэ, американский режиссер Стенли Крамер, представители Индии, Мексики, Югославии, если не ошибаюсь, ГДР и Польши.
- Правда, что с первых дней в лидеры вышел советский фильм "Знакомьтесь, Балуев", а "Восемь с половиной" Феллини были аутсайдером?
- Не совсем так. "Знакомьтесь, Балуев" потому был выдвинут на фестиваль, что, по разумению бюрократов от кино, должен был возвысить советский кинематограф над всеми прочими, а заодно и их, киноначальников, в глазах ЦК и лично Хрущева. Когда я посмотрел картину, то понял, что это набор каких-то чиновничьих радостей, не имеющих отношения к искусству. "Восемь с половиной" на протяжении всего кинофестиваля был единственным фильмом, который заслуживал главного приза. Но дело-то в том, что Никита Хрущев уснул на конкурсном просмотре этого фильма. Для надсмотрщиков от КПСС это был сигнал: Феллини надо топить. На завтра все газеты, "курируемые" ЦК, вынесли итальянцу "приговор".
- Тогда почему всполошились в ЦК и вас туда вызвали? Произошла утечка информации?
- Ее не было. Это заблуждение - полагать, что в ЦК работали дураки. Отнюдь. У них был нюх на все неординарное. Жюри между собой ради объективности пыталось не предвосхищать событий, а бюрократы быстрее других поняли, чем для них обернется триумф "чужого" итальянца.
- Как они могли навязать свое мнение жюри?
- Они могли навязать свое мнение председателю жюри. Для этого меня и вызвали на Старую площадь. Я пришел. В этот день просмотров не было, фестиваль заканчивался. На "ковер" меня вызвал Снастин, он отвечал в ЦК за культуру. С порога строго спрашивает: "Кому вы собираетесь дать главную премию?" Я не стал лукавить и ответил, что пока лучшего фильма, чем "Восемь с половиной", на фестивале не было. Я еще не закончил фразу о том, что если жюри согласится с этим мнением, то... "Положишь партбилет на стол!" - закончил за меня фразу Снастин. Я ответил, что партийным долгом считаю быть честным и справедливым. А справедливость состоит в том, что пока Феллини лидирует. Поднялся крик. Мне приказали внимание обратить на "Балуева..."
- Ваши коллеги по конкурсу ничего не знали о цензуре?
- На выходе из ЦК меня встретила Маша Марецкая, дочь актрисы Веры Марецкой. На ней не было лица: "В комнате жюри скандал. Серджио Амэдей хочет уехать и требует билет". Я поспешил туда. Вижу: Серджио в гневе. Сто жестов в минуту. Спрашиваю: "Что ты кричишь?". Он - с пеной у рта: "Я всю жизнь поддерживал советский кинематограф, а вы на конкурс выставили такое дерьмо и за нашей спиной хотите протащить его в победители. Без меня", - орет. Спрашиваю: "Тебе какой фильм нравится?" Он: "Восемь с половиной". "Мне тоже", - говорю. "Как? - он засиял от радости. - Я остаюсь".
- То есть в жюри знали о давлении на вас?
- Еще нет. Просто Амэдей возмутился низким уровнем советских конкурсных картин и их, как сегодня говорят, раскруткой, догадываясь, чем это может кончиться. Но, поняв, что я занимаю другую позицию, успокоился. Мы без всяких споров дали премии лучшим исполнителям мужских и женских ролей. Когда возник вопрос, кому давать главную премию, Жан Марэ первым свой голос отдал Феллини. И тут возникла пауза. Дело в том, что к этому времени члены жюри из стран народной демократии были подготовлены к тому, как надо голосовать. Министр Романов обзвонил своих коллег из соцстран с предупреждением, что если победит фильм не из стран Варшавского договора, то уже не только члены жюри будут иметь неприятности...
- Как все-таки "Восемь с половиной" получили главный приз?
- Когда я вернулся из ЦК в комнату жюри, представители стран социализма отказывались голосовать за "Восемь с половиной". Без их голосов не получалось большинства. Помню, поляк сравнил картину Феллини с автомобилем, а остальные - с бричками, но заметил, что он не пользуется авто. Югослав выдвинул против Феллини "убийственный" по тем временам довод: "Это фильм педерастический". Тогда не выдержал Стенли Крамер: "Я мужчина. Я каждое утро бреюсь. Потом смотрю в зеркало. И, чтобы мне не было противно на себя смотреть, я хочу вам пожелать хорошей работы, но я в этом жюри не участвовал". И ушел. Вслед за ним встали Амэдей, Жан Марэ и даже индус, который как раз не хотел голосовать за Феллини. Я остался почти один и попросил мексиканского члена жюри: "Подготовьте предложение от моего лица, чтобы мы дали Феллини премию за вклад в кинематограф", в том числе и за "Восемь с половиной". И объявил перерыв на час. Через час я сидел один. Но потом все члены жюри вернулись.
- То есть главный приз тогда не вручался?
- Мы иначе его назвали, что позволило жюри из соцстран проголосовать за "Восемь с половиной". Когда я вручал приз Федерико Феллини, он произнес слова, которые я запомнил на всю жизнь: "Я получил около 70 международных премий, но эта мне особенно дорога, потому что она получена в социалистической стране". Кстати, американского "Оскара" Феллини получил потом, имея в "багаже" московский скандал.