Москва продолжает строиться, но в погоне за новизной и современностью нередко разрушается уже нажитое. Сухарева башня, Красные ворота, Вознесенский монастырь в Кремле, десятки московских церквей сейчас можно увидеть разве что на редких фотографиях. Сохранение наследия — один из приоритетов Музея архитектуры имени А.В. Щусева, который в эти дни празднует свое 80-летие. Сейчас в центре его внимания — выдающийся памятник советского авангарда, дом Константина Мельникова, вокруг которого разразился очередной скандал: внучка великого зодчего Екатерина Каринская не позволяет сотрудникам музея приступить к его музеефикации. Лед тронулся лишь на прошлой неделе...
— Сегодня мы часто слышим об утраченных памятниках архитектуры, многие по-прежнему в опасности, один из таких — многострадальный дом архитектора Константина Мельникова. Какую роль сегодня играет Музей архитектуры в спасении наследия?
— Музей не прекращает битву. Вспомним кампанию по спасению Шуховской башни и нашу идею создать музейный кластер на Шаболовке, борьбу за памятники конструктивизма в Самаре и других городах. Важной победой стало решение Минкультуры передать нам Дом Мельникова, памятник федерального уровня. К юбилею Музея архитектуры мы хотели открыть его филиал — музей Константина и Виктора Мельниковых, который бы объединял Дом Мельникова и расположенную в пешей доступности экспозицию на Воздвиженке. Но из-за сопротивления одной из внучек великого зодчего мы до сих пор не можем начать работу по созданию этого музея. Правда, мы не теряем оптимизма.
— В советские годы Музей архитектуры славился как спаситель многих памятников — и зодчества, и скульптуры.
— В 1930-е годы его сотрудники героически успевали обмерять сооружения в Москве, обреченные на разрушение, и вывозить в музей наиболее ценные фрагменты. Так на территории Донского монастыря, который и сам был спасен музеем от сноса, возник целый лапидарий. Когда Сухарева башня была приговорена, дали всего пять суток — нереальный срок, чтобы сделать все обмерные чертежи. Но их сделали! Они хранятся у нас в фондах, как и уцелевшие фрагменты Красных ворот, детали убранства разрушенных московских храмов Успения на Покровке и Николы в Столпах, многое другое. Особая история — Триумфальные ворота в честь победы над Наполеоном, возведенные зодчим Бове у Тверской заставы (ныне это площадь Белорусского вокзала). В 1936 году их велели снести. Большими усилиями сотрудники музея добились решения не рушить ворота чугунной бабой, а разобрать. Все было тщательно демонтировано, и все скульптурные группы перемещены в Донской монастырь. Благодаря этому Триумфальную арку, воссозданную в 1960-е годы на Кутузовском проспекте, украшают родные скульптуры — воины, Ника на победной колеснице. Но все горельефы там — копии, оригиналы же находятся у нас в музее.
Мы их реставрируем, а недавно на средства Минкультуры соорудили специальную структуру для демонстрации этих фрагментов под открытым небом. Усадебный двор, раньше служивший парковкой, преобразован в Скульптурный дворик, вместивший уникальные произведения городской и садово-парковой скульптуры, начиная с каменных львов и вазонов из подмосковных усадеб. В центре – стеллаж с фрагментами чугунного литья Триумфальной арки: там подлинные горельефы «Изгнание галлов» и «Освобожденная Москва», барельефы с гербами Москвы, Петербурга, Владимира и других городов. Скульптурный дворик будет играть роль фойе у главного входа в музей, откуда зритель сможет попасть на разные выставочные площадки, будь то Аптекарский приказ или флигель «Руина».
— Удивительно, что наш музей — первый архитектурный в мире!
— Дискуссия о создании подобного музея велась во всем мире с XIX века. Но и Музей Баухауса в Дессау, и Музей архитектуры во Франкфурте, центры архитектуры и наследия в Париже и Монреале возникли уже после московского. Эти музеи играют стратегически важную роль в своих странах, ведь именно через архитектуру транслируется национальная идентичность. И наш музей — как Лувр, только в области архитектуры.
Круче в мире нет! Алексей Щусев создавал музей, адресованный не только ученым и направленный не только в прошлое. Он считал, что такой музей должен быть обращен ко всем, ведь архитектура — это искусство организации жизненного пространства. От уровня архитектурной культуры населения во многом зависит наш с вами стиль и образ жизни.
— В 1991 году было принято решение вернуть Донской монастырь РПЦ. Говоря о судьбе Музея архитектуры, невольно думаешь об аналогии с Италией, где нередко монастырские комплексы преобразуются в музеи. У нас — обратная ситуация. А что взамен? Ваш музей до сих пор не получил помещений вместо тех, которые потерял, вынужденно покинув Донской монастырь?
— Увы, нет. Огромное количество экспонатов срочно перевезли на Воздвиженку. Здесь и без того было тесно, комплекс усадьбы Талызиных к тому времени обветшал и ждал ремонта. И вдруг — авральный переезд из Донского. Ремонт стал невозможен, выделенные деньги обесценились: Более 20 лет музей существовал в экстремальных условиях, и лишь прошлый год стал переломным. Но утраченные площади до сих пор никто не компенсировал. Недавно я встречалась с настоятелем Донского монастыря владыкой Парамоном, и ему понравилась идея создания на территории монастыря музейной площадки под открытым небом. Не только для верующих, но для всех, кому интересна история.
Однако некрополь в Донском уже не в ведении Музея архитектуры – сейчас надгробия хранит монастырь. Нашими там остались горельефы храма Христа Спасителя, но они вмонтированы в стену монастыря. Конечно, никто их не будет выламывать, чтобы не разрушать стены. Там же остаются памятник Екатерине Великой, созданный скульптором Демут-Малиновским, а садово-парковую скульптуру мы вывозим на Воздвиженку. Под сводами «Руины» будут экспонированы белокаменные изваяния, более четверти века изъятые из культурного оборота.
— Что является наиболее ценным в собрании музея?
— Сердце коллекции — архитектурная графика мастеров советского авангарда и 1930-1950-х годов. Гигантские листы, хранящие проекты Дворца Советов, московского метро и «семи сестер» — высоток. Их часто просят на зарубежные выставки. Также у нас дивные модели и макеты, прежде всего модель Большого Кремлевского дворца, созданная Баженовым. Это самая гигантская модель в мире — она требует площади минимум в 500 кв. м, там можно гулять! Вот почему мы не можем показать ее целиком. Есть в миниатюре и другие знаменитые здания — храмы, колокольни, — и проекты великих зодчих ХХ века: Бориса Иофана, конструктивистов, например Ивана Леонидова. Есть авторские модели скульптуры для метро и для зала Чайковского, первый вариант статуи «Рабочий и колхозница», пролепленный самой Верой Мухиной. Еще у нас фантастическая коллекция белокаменной скульптуры, среди авторов — Мартос, Гудон, Витали. Все это хранилось заколоченным в ящики со времен переезда из Донского монастыря. Многое из фондов мы выставляем впервые после долгого перерыва, стремясь максимально использовать музейные пространства. Так, отдали внутреннюю, прежде закрытую часть Анфилады в Главном здании усадьбы Талызиных под постоянную экспозицию великих проектов российских зодчих, опередивших свое время.
Тем временем
Дом Мельникова: музей или жилище?
Напомним: около года назад решением Минкультуры РФ Музею архитектуры передан Дом Мельникова. Тем самым начато исполнение завещания сына зодчего, живописца Виктора Мельникова, который желал превратить отчий дом в музей и весь его, вплоть до последних мелочей обстановки, передал России.
Однако сотрудников музея буквально не пускали на порог здания, находящегося в их ведении: этому противилась внучка зодчего, Екатерина Каринская, там проживающая.
Недавно туда почти чудом удалось проникнуть заместителю директора Государственного музея Константина и Виктора Мельниковых Елизавете Лихачевой. Каринская сразу обвинила Музей архитектуры в захвате собственности, добавив, что Лихачева поменяла личинки замков, хотя и замки трогать нельзя – достояние истории, раритет!
Вечером того же дня в дом удалось вернуться и самой Каринской — как говорят, перепрыгнув через забор с подкреплением из 30 человек. Но эти истории больше походят на сюжет криминального сериала. Важнее другое: ремонт, проводящийся в здании, ни с кем не согласован и может нанести вред памятнику, требующему научной реставрации.
«Очевидцы говорят, что Каринская устраивает в доме платные экскурсии, распоряжается мемориальной обстановкой, позволяя выносить ее из памятника архитектуры для участия в сомнительных выставках, — комментирует ситуацию Елизавета Лихачева. — Не раз дом сдавался в аренду для проведения киносъемок, а значит, туда входили большие группы людей с возгораемой аппаратурой. Но главное и самое опасное – не согласованные со специалистами ремонтные работы, которые продиктованы потребностями семьи, повторяю, живущей там незаконно, и грубо нарушают законодательство об охране памятников. Екатерина Каринская выступает против научной реставрации и создания музея и остается на тропе войны: она отвергает мировое соглашение, подписанное Росимуществом по доверенности от Правительства России, одобренное Министерством культуры. Зато «исполнительница завещания» пытается отсудить еще и исключительные авторские права на творческое наследие Константина Мельникова. Поэтому мнение музея твердое: Каринская должна выехать из дома, мы даже готовы хлопотать о выделении ей жилья в качестве компенсации ее обязательной доли наследства. А мы из дома не уйдем и продолжим работу по его музеефикации. Хотим, чтобы музей открылся в назначенный срок — в конце октября. Надеемся, что мы переломим эту ситуацию и шедевр авангарда будет доступен публике».
