Кто в российском обществе громче всех радеет о морали?
Параллельно с многочисленными телешоу, где тратятся тонны слов на футболистов, у которых в результате мелкой славы и крупных заработков съехала крыша, в Сети ломают копья вокруг Алексея Красовского, снявшего комедию «Праздник», действие которой происходит в блокадном Ленинграде. Фильма еще никто не видел, он только монтируется и озвучивается, но это не мешает его заочно заклеймить. Больше всего возмущенного пафоса в речах чиновников, депутатов и депутатш, главных радетелей морали.
Тех самых, что голосовали за повышение пенсионного возраста и бодро рассуждают о «макарошках». Им бы урезать свой рацион хотя бы наполовину, поделиться с теми, кто годами сидит на этих самых макарошках, а потом уже изображать праведный гнев и рассуждать о несовместимости понятий «война» и «комедия». Хотя и в этом они не правы. Не говорю о «Празднике», поскольку тоже его не видела, напомню только о том, что комедии о войне в нашем кинематографе были — и замечательные: «Бумбараш», «Небесный тихоход», «Служили два товарища», «Женя, Женечка и «Катюша»... Любимые в народе ленты, их смотрят до сих пор.
Зачем же заранее, авансом, клеить на режиссера Красовского ярлык человека, норовящего «опошлить и оболгать святое»? Сомневаюсь, что он ставил такую задачу. Нужно совсем не дружить с головой, чтобы оттолкнуть зрителя сознательно, это и в плане успеха и окупаемости — самоубийственная затея. А что говорит сам Алексей Красовский?
— Это история о том, как привилегированная семья, живущая на особом положении, встречает в Ленинграде новый, 1942 год. Комичность возникает из-за конфликта интересов. Очень благополучные люди делают вид, что они «как все», а для этого нужно очень много врать. Параллели с современными депутатами и чиновниками, наверное, можно усмотреть, хотя я к этому не особо стремился. Что касается исторической правды, то есть источники, в том числе и в Музее блокады, куда мы обращались в процессе работы, где речь идет про те самые вагоны с едой, которые приходили Жданову и Ко, про спецпайки. Другое дело, что эти документы лежат в архивах и их не экспонируют...
А я вспомнила книжечку знаменитого хореографа Касьяна Голейзовского «Московская балетная школа в Васильсурске (1941-1943)». В опубликованном дневнике мастера есть рассказ о том, как 17 октября 1941 года в Москве началась эвакуация. И как Касьян Ярославич вместе со своим коллегой, преподавателем Московского хореографического училища Алексеем Альтгаузеном, двинулся пешком из Москвы в приволжский городок Васильсурск, поскольку ни тот ни другой не попали в списки эвакуированных в Куйбышев за казенный счет.
Автор говорит: «Капитан обычно покидает тонущий корабль последним, но в Большом театре получилось наоборот. Одним из первых уехал парторг балетной труппы Виктор Цаплин, до того неизменно говоривший: «Мы обречены защищать Москву!»
Что я узнала нового из полного невероятных трудностей путешествия двух интеллигентов (читай: дилетантов) по бурному морю эвакуации? Что и тогда было полно жлобов. Дитя советской пропаганды, я почему-то верила в лозунг «Все как один...». А Голейзовский-свидетель рассказывает: в первую очередь эвакуировались «генералы», как называли тогда москвичи всевозможных столоначальников — с женами в нескольких шубах, одна поверх другой, на «зисах» и «эмках», забитых выше крыши мебелью, посудой и патефонами. Потрясают сцены на волжском пароме: в темноте люди падают за борт переполненной пассажирами смрадной посудины, и никто их не торопится спасать — то у шкипера ужин, то багор найти не могут...
Так что же, и автора этих воспоминаний зачислить в клеветники? Много ли мы знаем о тех днях, что называется, «в широком прокате»? Вполне возможно, что Алексей Красовский — просто хитрец, умело использующий подвернувшиеся под руку аргументы о невиданном социальном расслоении нашего нынешнего общества. Но ведь за ними далеко ходить не надо, они изо дня в день множатся. Одни «макарошки» чего стоят — из уст чиновницы, не стесняющейся учить пожилых людей скромности и экономности. При ее-то зарплате!