.jpg)
Разговор с протоиереем Георгием Эдельштейном, 43 года возрождавшим приходы в России, а свое 90-летие поехавшим справлять к сыну в Израиль
Об отце Георгии Эдельштейне я впервые услышал от моих друзей из отдела Свода памятников архитектуры Государственного института искусствознания. Они рассказывали чудеса о том, как весьма немолодой уже священник возродил в отдаленном костромском селе Карабанове общину, поднял из руин храм, проявив на редкость бережное отношение к сохранившейся архитектуре и живописи (в норме батюшки не памятники искусства поставлены спасать, а обеспечивать церковную жизнь, задачам которой аккуратный новодел часто соответствует лучше, чем сыплющаяся древняя фреска)... Позже я узнал, что Георгий Михайлович далеко не только на Костромской земле восстанавливал православные традиции; что в необычной его семье прекрасно ладят люди самых разных взглядов, интересов и вероисповеданий: например, один его сын, Михаил — старший научный сотрудник Московского университета, другой, Юлий, на протяжении долгих лет был спикером израильского парламента... Наконец, глянув в википедию, я увидел, что у отца Георгия в эти дни 90-летний юбилей. Тут уж стало ясно: надо выходить на прямую связь.
— Отец Георгий, первое, что удивило меня, когда стал читать о вас: будущий священник Русской православной церкви до 5 лет не говорил по-русски.
— Мама получила польское воспитание и образование. И когда наши соседки по киевскому двору, тетя Ванда и тетя Дора, звали нас в гости, я им говорил: дзенькуе за хэрбате (спасибо за чай)... А задавая им вопрос про кого-то из руководителей Советской Украины, слышал в ответ: пшекленты большЕвик. Обе были служащими среднего звена на фабрике швейных машин Зингера, у каждой до революции имелось по трехкомнатной квартире, но потом к ним подселили всяких Швондеров, так что нежных чувств к советской власти ни та ни другая не испытывали. Только в возрасте четырех с половиной — пяти лет я стал общаться с мальчишками и девчонками из нашего двора, говорившими по-русски.
— Что еще укрепило в вас русский дух?
— Я бы не назвал себя человеком русского духа. Мне было 8 лет, когда Германия напала на СССР. И прежде чем мы эвакуировались — сперва в Харьков, а потом в Казахстан, — тети и дяди в нашем дворе хорошенько объяснили нам, что вот придет Гитлер, и без нас, «жиденят», здесь станет свободнее. Так пришло осознание, кем мы являемся — я и те семь-восемь моих сверстников, что, в отличие от меня, остались в оккупации. Сегодня все они лежат в Бабьем Яру... И еще по поводу «русского духа». Годам к 12-14 я понял, что живу в Советском Союзе — и до сих пор так называю страну, где находится мой дом. Потому что в 1917 году В. И. Ленин убил Россию и построил на ее месте Совдепию, история которой продолжается до сегодняшнего дня.
— Какое положение церкви для вас более понятно — опальное в безбожной стране, в которой вы впервые ощутили тягу к христианству, или сегодняшнее, когда церковь не только разрешена, но получает всяческие знаки внимания от государства и по сути не так уж отделена от него, как это записано в конституции?
— Она никогда не была отделена от коммунистического государства и сегодня является одним из его департаментов. Кстати, необходимо уточнить, что и создана Русская православная церковь, священником которой я являюсь, в сентябре 1943 года И. В. Сталиным. А те церковнослужители, которых Иосиф Виссарионович расстреливал в предшествующие годы, принадлежали к другой организации. Ее название — Православная российская церковь.
— Что же привело вас в ряды РПЦ?
— У меня несколько гипотез на этот счет. Может быть, так сказалось воспоминание о песнях мамы, которыми она подбадривала меня во время моих частых болезней — кори, скарлатины, простуд. Уже потом я понял, что то были польские католические гимны Иисусу Христу, Богородице, ангелу-хранителю... А может быть, подействовали молитвы прабабушки Каролины и бабушки Ядвиги — обе мечтали, чтобы кто-то в семье стал ксендзом, и Господь вот так своеобразно их услышал. А возможно, я с юных лет крепко полюбил Тютчева, Лермонтова, Достоевского — и очень не полюбил Чернышевского, Добролюбова, Михайловского, Плеханова... Думал, что церковь — самый уютный уголок, куда можно удрать от коммунистов и их предтеч. Сейчас понимаю, что ошибался.
— Но в своих выступлениях вы неоднократно подчеркивали: церковь свята.
— Могу повторить то, что повторяю каждый день: верую во единую, святую, соборную и апостольскую церковь. Этот символ веры уже много столетий неизменен для каждого христианина — православного, католика, протестанта... Но мы — прихожане и священнослужители — всего лишь люди. Среди нас есть честные и жулики, коммунисты и национал-социалисты... В храм ходили глубоко чтимые мной С. С. Аверинцев и Д. С. Лихачев. Ходит в него и нынешний патриарх. Многие считают его главой церкви, но это не так — он лишь предстоятель земной организации РПЦ. Церковь же основал и навсегда остается ее главой Господь наш Иисус Христос. Вот Он — безгрешен, и церковь Его — безгрешна.
— А может ли неверующий быть праведником? Думал ли о Христе, например, Александр Матросов, совершая свой подвиг?
— Я всегда с недоверием относился к коммунистической пропаганде. Потому давайте не обсуждать мифы о Зое Космодемьянской, Николае Гастелло или Александре Матросове — даже если что-то в них, возможно, и правдиво. Мне ближе и понятнее мой дядька, муж родной сестры моего отца. Когда я в 1955 году принял крещение, тетя Аня и дядя Борис крайне неодобрительно это восприняли. И тем не менее не знаю более доброго, праведного человека, чем доцент кафедры истории КПСС Борис Израилевич Краснов. Кого вообще можно назвать неверующим? Если мой отец не ходил в синагогу, а мама в костел или Православную российскую церковь, значит ли это, что они были атеисты? За 43 года свой священнической деятельности настоящих безбожников мне встретилось, может быть, двое. Один из них — мой коллега по аспирантуре, коммунист из Франции Мишель. Маленький штрих его биографии: он, считавшийся интеллигентом, женился на скромной фабричной работнице — кажется, с Трехгорной мануфактуры. Его спросили: почему ты выбрал девушку не своего круга? Он ответил вопросом: а ты бы мог плюнуть своей жене в морду? Прозвучала естественная реплика: что за странная потребность — плевать в харю любимой женщины? А вот я ее испытываю, пояснил Мишель. Ну, довольно об этом человеке, который считал Советский Союз и Китай оплотами ревизионизма, а идеальным коммунистом — Пол Пота в Камбодже.
— Мы в России, видя православный собор и мечеть, стоящие рядом где-нибудь в Казани или Касимове, привыкли с гордостью говорить о многовековом опыте веротерпимости.
— Много раз навещал Касимов по делам, работая в Рязанском педагогическом институте... Но позвольте привести примеры иного рода. Помните, как поступили «тишайший» государь Алексей Михайлович и его преемники с боярыней Морозовой и ее сестрой Урусовой, державшимися старой веры? Или как отставного офицера Александра Возницына, перешедшего в иудаизм, и «соблазнившего» его еврея Бороха Лейбова сожгли заживо — в просвещенном XVIII столетии, и не в глуши, а в Петербурге. Старообрядчество перестало быть запретным только после указа Николая II в 1905 году. Ну и совсем отдельная тема — «веротерпимость» В. И. Ленина, А. В. Луначарского, Емельяна Ярославского, И. В. Сталина, Н. С. Хрущева... Помните, последний из названных обещал, что через 20 лет в строящем коммунизм СССР покажут по телевизору последнего попа.
.jpg)
— Сейчас, наоборот, священники не сходят с телеэкрана.
— Советская власть была и остается маклаческой — что выгодно, то и делает. Выгодно возрождать церковь — возрождает. Выгодно давить — давит.
— Но вы сами рассказывали, как в советское время вам буквально шагу не давали ступить по земле — останавливались машины: батюшка, подвезти?
— Было такое в Вологде, Белгороде, Костроме... Но это просто закон семиотики: чем реже знак, тем выше его информативность. В 60-е или 70-е годы священник, появляющийся на улице или в автобусе в рясе и с крестом, был таким «информативным знаком». Я не мог ездить в поездах: мне к 6-7 утра на службу, а люди до трех часов ночи не давали спать расспросами.
— Вы служили в нескольких приходах, восстанавливая почти полностью угаснувшие общины и разрушенные храмы.
— Мне очень помогло чувство долга, воспитанное мамой. Архиепископ Хризостом, рукоположив меня в 1979 году в Курске, направил в маленькую украинскую деревню Белгородской области (ее жители называли себе «переверты»): махать кадилом — нехитрое дело, вот восстановите храм и общину, где 14 или 15 лет не было службы, тогда вы достойны быть священником — с Богом, батюшка!.. Это был, наверное, самый трудный приход в моей жизни: служить я начал во второй половине декабря, еще зима впереди, а на улице минус 23, в храме на пару градусов теплее — ни окон, ни дверей, ни печки, самый ценный предмет в описи имущества — электрочайник... Целую Евангелие, подаренное Саратовским архиепископом, а губы прилипают к металлическому окладу. Крест на престол положить не могу — рука затекла и примерзла к нему. По ходу службы в храм забредали то коровы, то гуси... Ничего, справились совместными усилиями. Идет бабуля на службу, а в торбе несет пару кирпичей или кастрюльку цемента... В Карабанове дело пошло уже легче, по привычной колее. Специалисты-архитекторы, правда, отговаривали восстанавливать храм — там долгое время была тракторная мастерская, потом склад минеральных удобрений, которые разъедают кирпич. Когда я все же начал восстановление, кладка посыпалась, как песок. Но и тут — сдюжили. Без всяких миллионных вложений. Спасибо — еще помогли норвежцы. Лютеране! Прихожане сперва возмущались: они и жителей соседних деревень ревновали — батюшка, это же наша церковь, чего они сюда ходят! А тут — 14 иностранцев, каждый день топающих пешком 5-6 километров из пионерского лагеря, где их поселили. Мои спрашивают: батюшка, что за книгу они читают? Отвечаю: Библию... Как Библию, они же русского языка не знают. Полтора года я пытался объяснить, что Библия изначально не по-русски написана, и Иисус Христос — не русский человек.
.jpg)
— Но я слышал, что вы уже не служите в Карабанове?
— Около пяти лет назад по возрасту выведен за штат и переехал в деревушку Ново-Белый Камень. Места, воспетые Левитаном. До Волги 150 метров, на противоположном берегу Плес. Выстроил себе рядом с домом маленький храм, освятив его в честь митрополитов Кирилла и Иосифа — новомучеников и исповедников российских.
.jpg)
— Почему выбрали именно их?
— Сейчас модно кланяться мощам Матронушки Московской, которую можно попросить: дай, дай, дай — здоровья, денег, расположения начальства... А от Кирилла и Иосифа мощи не обретены: их, живших в окрестностях Чимкента, схватили, в один день расстреляли и бросили в ров, где они до сих пор лежат. Остался только пример верности Господу, от которой не отвратила даже угроза смерти.
— Как в вашей семье удается сохранить мир между людьми разных конфессий? Вот и собственный юбилей вы, смотрю, поехали праздновать в Израиль к сыну-иудею.
— Среди моих близких никогда не было споров о вере. Церковь — не полицейский участок, куда приводят за шиворот.
.jpg)
Вообще не понимаю, когда говорят: я пришел к Христу... Убежден: не мы это решаем, а Господь видит человека и посылает к нему ангела... Что меня толкнуло пойти в храм креститься? Студента, переходящего на четвертый курс, ничего не знавшего о Христе, даже Евангелия не читавшего. Ну, свои гипотезы я вам уже рассказывал. И жене моей Аните Иосифовне я первые два с половиной года брака о Христе ничего не говорил. Пока вдруг она сама не сказала: хочу креститься. Мы пошли к отцу Николаю Эшлиману, он ее окрестил. Еще через год она говорит: давай повенчаемся. Отец Николай нас обвенчал.
— Как до 90 лет удалось сохранить бодрость духа?
— Я оптимист. Люблю ясное небо, чистый воздух, яркое солнышко. Мне сказали, что вы сегодня позвоните — я сидел, пока моя помощница Лена ходила по делам, и с радостью ждал вашего звонка... Еще — я очень люблю службу. Знаете, какую кличку за мной закрепили сотрудники КГБ? Клерикал.
.jpg)
В КГБ, наверное, умные люди работали — вот моего приятеля отца Александра Меня они прозвали Миссионер. Он говорил: мне ничего не стоит двести, триста человек привести сегодня в церковь — и так оно и было... А мне доставляет огромную радость сам церковный обиход — красивая музыка, вид хорошо сделанного иконостаса, одежда священнослужителя. Вы, наверное, напомните мне, что в четвертой главе Евангелия от Иоанна Иисус Христос говорит самарянке: поклоняться Господу можно в любом месте. Да, для настоящего христианина мир един и неделим на сакральный и профанный. Что ж, сознаюсь в своей слабости. И еще раз повторю: мы всего лишь люди.