.jpg)
Почему дни августовского путча совпали с праздником Преображения
В день Преображения, которое православная церковь отмечает 19 августа, на службе в Успенском соборе Кремля произошло невероятное. Праздничное «Многая лета богохранимой стране нашей, властям, воинству и народу» прозвучало в усеченном виде: патриарх Алексий II распорядился не произносить многолетие властям и воинству — в знак несогласия Церкви с происходящим в этот день. А чуть позже он призовет солдат и командиров вспомнить, что «цену за человеческую жизнь не может назначить и уплатить никто». Шел август 1991-го...
На снимке известного фоторепортера Юрия Феклистова из августа 1991-го — священник, личность в Москве тех лет известная и по-своему легендарная. За месяц до августовских событий патриарх Алексий II утвердил Александра Борисова настоятелем храма Святых бессребреников Космы и Дамиана, что в Столешниковом переулке. А годом раньше на выборах в Моссовет — первых на альтернативной основе после 1917 года — Борисова избрали депутатом.
19 августа, узнав о путче, депутаты Моссовета решили обратиться с воззванием к войскам. Текст, начинавшийся словами «Дорогие братья-солдаты! Коммунисты снова хотят вас использовать против собственного народа!» и заканчивавшийся призывом: «Не убий!», написал отец Александр.
«Окольными путями нам удалось отпечатать листовку и еще одну, с обращением Ельцина, тиражом каждая по тысяче экземпляров, — позже вспоминал отец Александр, бессменный настоятель все того же храма, ныне ставшего центром притяжения столичной православной интеллигенции. — На следующий день, 20 августа, мы погрузили листовки в пазик и отправились на позиции. Видя выходящего из автобуса священника с крестом и со значком депутата Моссовета, милиционеры терялись, и мы (мне помогала жена и прихожанки храма) беспрепятственно подходили к танкам и БТР».
А в ночь на 21 августа прозвучало и патриаршее послание: «:всякий, кто поднимает оружие на своего ближнего, против безоружных людей, принимает на душу тягчайший грех, отлучающий его от Бога». Сегодня такие слова из уст предстоятеля Церкви просто трудно себе представить! Но тот август и произошедшая за ним ликвидация «контролирующих органов», сначала, в сентябре, Четвертого отдела 5-го управления КГБ, а потом и Совета по делам религий, сделали для Церкви возможным многое, о чем прежде нельзя было и подумать. Нет, речь не о коммерческой деятельности и связанных с нею «табачно-алкогольных» скандалах, это будет позже, в середине 1990-х. А сразу после августа, «опьянев от вседозволенности», батюшки устремились в больницы, приюты, воинские части. Их звали в школы. Вернулась и дореволюционная традиция посещения заключенных в камерах, в том числе и приговоренных к расстрелу...
Эту картину Ильи Репина (на фото в начале статьи) мы долгое время знали под названием «Отказ от исповеди». В то время как в каталогах Третьяковской галереи она первоначально значилась как «Перед исповедью». Название «Отказ от исповеди» впервые появилось на выставке Репина 1936 года: в стране приняли новую Конституцию, исключавшую возможность религиозной пропаганды, а тут намек на участие в отправлении культа! Авторское название картине возвратили лишь в 2006-м.
По замыслу художника, арестант-смертник, скорее всего, народоволец, не собирался разговаривать с пришедшим к нему попом. Но в то же время узник не отвернулся, его лицо обращено к нам с надеждой и мольбой:
Отец Глеб Каледа (Коляда) — первый, кто по благословению Алексия II в конце 1991-го пришел к заключенным в Бутырскую тюрьму, очень любил эту картину и не раз беседовал о ней со своими подопечными. Именно тогда отец Глеб стал решительным противником смертной казни.
«Я пошел сначала к смертникам, в печально известный „расстрельный шестой коридор“ Бутырки, — пишет отец Глеб в своих „Записках тюремного священника“, — полагая, что смертная казнь — вещь печальная, но необходимая, ведь бывают же страшные преступления. А когда стал исповедовать, понял, что не тех казним. Да, они убивали, грабили. Но за долгие годы в тюрьме в ожидании смертного часа большинство людей меняются. Нигде я не видел такого беспощадного покаяния, как там».
Ну и собственно о самом Преображении — раз уж дни августовского путча, к которому мы то и дело возвращаемся, пришлись на этот праздник. Совпадение случайно — если воспринимать Преображение просто как Яблочный Спас, когда в храмы несут для освя-щения плоды нового урожая. Или — промыслительно, когда задумаешься, что же на самом деле произошло на горе Фавор.
.jpg)
Внешняя сторона события изложена в трех Евангелиях и представлена на бесконечном множестве икон. Прототипом для них послужила вот эта (на фото вверху) древнейшая композиция: мозаика из монастыря Святой Екатерины на Синае (VI век). Панно полностью повторяет евангельский сюжет. Гос-подь, взяв с собой Пет-ра, Иакова и Иоанна, поднялся на гору Фавор. И там во время молитвы преобразился перед ними: «лицо Его вдруг изменилось, а одежда стала сверкающей белизны». При этом явились два великих ветхозаветных пророка — Илия и Моисей, мы видим их беседующими с Господом о Его будущих страданиях и смерти. А ученики Христа, как обычно, задремавшие было и очнувшиеся, со страхом и изумлением взирают на происходящее. Ну а дальше, как следует из Священного Писания, на гору опустилось светлое облако, из которого раздался голос: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте». И когда голос умолк, оказалось, что Иисус один и выглядит он, как прежде.
Все! И вот этот краткий миг церковь отмечает как большой праздник без малого две тысячи лет. Почему? Лучше всех объяснил это митрополит Антоний Сурожский, живший совсем недавно, в XX веке. Бывает, говорил он, что человек, которого мы знали близко, который, казалось, знаком нам до самых глубин, вдруг предстанет таким, каким мы его никогда не видели. Обычно это случается в минуты большого страдания, или огромной радости, или же полного напряжения сил для достижения благой цели. В эти мгновения образ Божий в человеке, который обычно от нас утаен, вдруг проступит и снова исчезает — как фаворский свет, которым воссиял Гос-подь в миг своего Преображения. Но видевшие это или пережившие сами отныне не смогут смотреть на человека иначе, чем так, как его видит Бог, — сквозь призму любви.
А это — верный путь к спасению.