Война без прикрас в письмах русских и французских офицеров
Множество воспоминаний русских и французских офицеров, участвовавших в сражениях, дошло до наших дней. Документальные записи нередко говорят о страшной войне больше и правдивее, чем тома художественных романов.
«Надобно иметь кисть Микеланджело, изобразившую Страшный суд, чтоб осмелиться представить это ужасное бородинское побоище. Подумай только, что до 400 тысяч лучших воинов на самом тесном, по их многочисленности, пространстве, почти, так сказать, толкаясь головами, дрались с неслыханным отчаянием: 2000 пушек гремели беспрерывно. Французы метались с диким остервенением; русские стояли с неподвижностью твердейших стен. Оскорбленная вера, разоренные области, поруганные алтари и прахи отцов, обиженные в могилах, громко вопияли о мщении и мужестве».
Федор Глинка, книга «Письма русского офицера»
«Мы дошли до поля битвы, где трупы бесполезно убитых людей и животных валялись непогребенными. Войска вышли за пределы Бородина, обозы должны были устроить бивак на страшном поле битвы, среди непогребенных мертвецов; при этом толпа лишилась всякой тени храбрости. Резкий северный ветер был невыносим. Несколько солдат, очистив яму от мертвых тел, развели там огонь, к которому и я посмел присесть, чтобы спастись от леденящего ветра».
Христофор-Людвиг фон Иелин, дневник французского офицера
«Вместо того, чтобы тотчас после сражения преследовать неприятеля гвардиею тысяч в 40 или 50, наша армия оставалась целые сутки на месте и после уже тронулась в путь. Неприятель, тем временем, успел уклониться от нападения. Таким образом, сражение под Москвою стоило французской армии 35 000 человек и не принесло никакой выгоды, кроме нескольких пушек».
Де Пюибюск, воспоминания о крахе Великой армии
«Близ Поклонной горы делались укрепления, войска наши стояли у Дорогомиловской заставы, а московские жители — одни торопились выезжать и выходить с семействами из столицы, другие теснились в Кремле у Арсенала, запасаясь оружием, чтобы, по воззванию Ростопчина, идти с архиереем на битву против врага. Никто почти не сомневался в близком сражении под Москвою и даже в самой Москве, но едва ли кто воображал, что она будет предана врагу и огню, как искупительная жертва за отечество».
И. Снегирев, воспоминания о сдаче Москвы
«2 сентября Наполеон сел на лошадь в нескольких милях от Москвы. Он ехал медленно, с осторожностью, заставляя осматривать впереди себя леса и рвы и взбираться на возвышенности, чтобы открыть местопребывание неприятельской армии. Ждали битвы. Виднелись начатые траншеи, но все было покинуто и нам не было оказано ни малейшего сопротивления.
Наконец, оставалось пройти последнюю возвышенность. Это была Поклонная гора, названная так потому, что на ее вершине, при виде святого города, все жители крестятся и кладут земные поклоны. Было 2 часа. Огромный город сверкал в солнечных лучах разноцветными красками, и это зрелище так поразило наших разведчиков, что они остановились и закричали: «Москва! Москва!» Каждый ускорил шаг, и вся армия прибежала в беспорядке, хлопая в ладоши и повторяя с восторгом: «Москва! Москва!»
Ф. Сегюр, записки французского офицера
«Картина была полна страшного эффекта, особенно ночью. Огромное пространство небосклона было облито яркопурпуровым цветом, составлявшим как бы фон этой картины. По нем крутились и извивались какие-то змеевидные струи светлобелого цвета. Горящие головни различной величины и причудливой формы и раскаленные предметы странного и фантастического вида подымались массами вверх и, падая обратно, рассыпались огненными брызгами. Казалось, целое поле необъятной величины усеялось внезапно рядом непрерывных вулканов, извергавших потоки пламени и различные горючие вещества. Самый искусный пиротехник не мог бы придумать более прихотливого фейерверка, как Москва — это сердце России — объятая пламенем».
А. Егоров, воспоминания о пожаре Москвы
«Император созвал совет, на котором обсуждался вопрос о том, куда идти — на Петербург или на Москву. Или же остановиться, организоваться в Польше, устроить продовольственные магазины и прежде, нежели идти далее, уничтожить русскую армию, возвращавшуюся с турецкой границы. Была сделана попытка войти в сношение с казаками, которым подали надежду на образование независимого государства. Ответ получился неопределенный, уклончивый, даже отрицательный. Казаки дали понять, что они не видели никакой выгоды».
А. Дедем, из письма в Париж
«Морозы усилились, а с ними возросли и наши бедствия. Последние отряды, сохранявшие военную дисциплину, побросали оружие и разбежались; вся возможность сопротивления исчезла. При первых возгласах: «Казаки!» — все обращались в бегство. По дороге лежали рядами нагие люди; многие еще были живы, они катались по замерзшей земле, издавая раздирающие вопли, до последнего вздоха. Как только кто-нибудь падал от холода и изнурения, на него нападали окружающие, раздевали его донага, не обращая внимания, жив он или мертв, и наряжались в его лохмотья».
Христофор-Людвиг фон Иелин
«Последнее сражение, которое наиболее расстроило французов, было под Красным. Целый день продолжалась сильная канонада с обеих сторон. Наконец, велено нам было атаковать в штыки, и наш полк, построясь в колонну, первый на них ударил, закричав «Ура!». Все, что нам сопротивлялось, положено было на месте. Корпус фельдмаршала Нея был отрезан и истреблен. Французы потеряли 200 пушек и 20 000 пленных. Ночью я был послан со стрелками, чтоб выгнать из деревни остающихся французов. Они долго защищались, но мы, зажегши деревню, принудили их сдаться».
Василий Норов, воспоминания прапорщика лейб-гвардии Егерского полка
«Я ехал вместе с генералом Вильсоном, который не отстает от авангарда. В каком печальном виде представлялись нам завоеватели России! На той дороге, по которой шли они так гордо в Москву и которую сами потом опустошили, они валялись в великом множестве мертвыми, умирающими или в беднейших рубищах, окровавленные и запачканные в саже и грязи, ползали, как ничтожные насекомые, по грудам конских и человеческих трупов. Голод, стужа и страх помрачили их рассудок и наложили немоту на уста: они ни на что не отвечают; смотрят мутными глазами на того, кто их спрашивает, и продолжают глодать конские кости. Так караются враги, дерзающие наступать на святую Русь!»
Федор Глинка, «Письма русского офицера»
Подробную версию этих материалов со ссылками на подлинные исторические документы читайте на сайте www.runivers.ru.
20 сентября
Наполеон после пожара вернулся в Кремль. Отряд Ламберта, переправившись через реку Стырь у села Красного, разбил австрийский кавалерийский отряд Цехмейстера и возвратился.
21 сентября
Главная армия расположилась на позиции у Красной Пахры, арьергард остался у Подольска. Генерал Дорохов послан на Можайскую дорогу для действий в тылу неприятеля.
22 сентября
Партии из летучего отряда Дорохова у села Перхушково истребили неприятельский обоз. Авангард корпуса Мюрата преследовал казачий отряд Ефремова до Бронниц, где убедился, что русской армии там нет.
23 сентября
Для поиска русской армии к Подольску послан корпус генерала Понятовского, по Тульской дороге послан корпус маршала Бессьера.
24 сентября
Опубликован манифест императора Александра I о возобновлении торговых отношений с Великобританией. Корпус маршала Бессьера атаковал арьергард Милорадовича.
25 сентября
Авангард корпуса Мюрата в поисках русской армии двинулся к Подольску.