АЭРОПОРТ
Таджикский городок Куляб. До границы с Афганистаном - каких-то три десятка
АЭРОПОРТ
Таджикский городок Куляб. До границы с Афганистаном - каких-то три десятка километров. Самолет окружают таджикские пограничники в замысловатой экипировке - камуфляж и кроссовки. Багаж досматривают тут же, на асфальте, возле нашего Ил-76.
- Журналистка? Из Москвы? Тогда вам надо провожатого дать. У нас - опасно...
На международном, по таджикским меркам, аэродроме - раздолье. Лишь несколько ободранных "кукурузников" с надписью "СССР" пылятся на краю поля. К Ил-76 приближается изрядно поржавевшая пожарная машина.
- А ты бы видела, какой пульт управления у диспетчеров, - просвещают меня эмчээсовцы. - Да еще дымка, высокие горы и взлетная полоса иногда не подсвечивается из-за перебоев с электроэнергией. Как только наши ребята самолет сажают...
Решаю остановиться не в гостинице, а напроситься в гости к российским военным. Меня размещают на территории 149-го мотострелкового полка, располагающегося в центре Куляба.
КУЛЯБ НОЧЬЮ
В город, тем более ночью, даже военнослужащим без необходимости ходить не рекомендуется. Российский офицер по имени Александр (фамилию просил не называть) соглашается сопровождать меня на опасной прогулке.
Мы идем по улице, на которой не горит ни одного фонаря, только слышно, как в арыках струится вода. Ни души. По пути попадается много бюстов в тюбетейках. По краям улицы - большие автобусные остановки. Правда, общественный транспорт в городе отменен. Вдруг натыкаемся, по-моему, на единственный в городе светофор. Он мигает всеми цветами. Однако водители скрипящих и громыхающих "Жигулей" (других легковушек совсем мало) не обращают на него никакого внимания.
На освещенных пятачках топчутся группки молодых людей. Александр говорит, что ребята продают героин. В среднем за неделю на таджикско-афганской границе пограничники изымают у наркокурьеров до тонны зелья.
Решили перекусить в одном из кафе. Хозяин провожает нас во двор своего дома и устраивает отдельный "кабинет" - задергивает развешанные белые простыни. Шашлык - 10 рублей. Наши "деревянные" берут охотно. Можно выпить и шампанского, причем, как уверяет хозяин заведения, импортного. Из бутылки с какой-то блеклой этикеткой льется мутная желтоватая жидкость. Пренебрегая предостережениями бывалых эмчээсовцев о том, что в городе ходят гепатит, малярия, холера и еще десяток инфекционных заболеваний, пробую подозрительный напиток. По вкусу - обычная газировка (успокаиваю себя, что не из арыка) и, видимо, капелькой водки, наверное, местного производства.
- Если полк отсюда уйдет, город провалится в нищету, - сообщает Александр. - Двух с половиной тысяч рублей, которые получает у нас таджик-контрактник, хватает, чтобы прокормить многодетную семью, да еще помочь родителям и братьям. Найти работу в городе практически невозможно.
...И ДНЕМ
В справедливости этих слов я убедилась на следующий день. У КПП полка днем и ночью дежурят водители-частники. Стоило только выйти за ворота, как навстречу сразу кинулись несколько местных "бомбил", предлагая свои автоуслуги. Поездка по городу - сто рублей.
Едем чаще по встречной полосе. Так здесь, по-моему, принято. Прохожие никуда не спешат. На улицах прохлаждаются мужские компании. Кое-кто держит на руках детей. Женщины метут улицы, что-то таскают, моют посуду в арыках, по краям которых свалены кучи мусора.
Саид, шофер, просвещает:
- Были у нас и хлебозавод, и молокозавод, швейная, обувная фабрики, завод по переработке хлопка... Сейчас все закрылось.
Парк аттракционов имени Ленина чаще всего не работает из-за отсутствия электроэнергии. Местный рынок от московских отличается прилавками с яркими восточными тканями. На автовокзале толпа женщин с тюками набивается в развалюху-автобус. Трехчасовая поездка до Душанбе - 4 сомони (50 рублей). В каком-то магазине у прилавка с парфюмом меня убеждают, что все доставлено прямиком из Франции. На бензоколонках очередей нет. Услужливые "бочи" (мальчики) мечутся между машинами с ведрами бензина и воронками. Недостатка в топливе никто не испытывает - при въезде в город на столиках у дороги выставлены двухлитровые банки с горючим. Так местные безработные зарабатывают себе на жизнь.
В городе не так давно произошло знаменательное событие - открылся железнодорожный вокзал. Поезд приходит два раза в неделю. Для кулябцев это целое событие. Сейчас на станции затишье. Новенькое здание вокзала вообще закрыто. По моей просьбе дверь открывают - идеальная чистота, такое впечатление, что сюда еще не ступала нога человека. На стене таблички - медпункт, столовая, комната отдыха. Но вокруг не видно ни того, ни другого, ни третьего.
РУССКИЕ
Большинство русских из города уехали. Те, что остались, стараются устроиться работать на территории российской воинской части. По-русски говорят только представители старшего поколения таджиков, те, кто жил еще при СССР. Дети ни слова не понимают. На одной из кулябских улиц встречаю двух русских женщин. На вопрос, как им здесь живется, Наталья Яковлевна Кислякова пытается шутить:
- Хорошо. Вот собираем контейнер с вещами и уезжаем. В Воронежской области домик купили, детей туда уже отправили. А мы с мужем остались - трехкомнатную квартиру за 1200 долларов продаем, и никто не покупает. У меня пенсия 2 сомони (25 рублей), да еще подрабатываю медсестрой в больнице - 4 сомони в месяц.
Наталья Яковлевна всю жизнь прожила в Кулябе. По ее словам, до начала гражданской войны "все было хорошо". В 90-х годах стало страшно - в городе появились танки, летали самолеты, боевики ходили. Теперь ко всему привыкла.
- Страшно голодной встать, когда света нет, а если рядом будут кого-нибудь убивать - что ж, обычное дело...
Людмила Николаевна Брык уезжать никуда не собирается:
- Мне пока и здесь хорошо, никто не гонит. Старики, которые уехали отсюда, умирают из-за перемены климата.
Жить, по словам женщин, в Кулябе невесело - часто нет газа, света, даже телевизор нельзя посмотреть. Почти все русские уехали. Когда электричество есть, по телевизору можно посмотреть передачи ОРТ и РТР, местного телеканала. По нему с утра до вечера крутятся клипы азиатских поп-знаменитостей и новостные программы. Надо ли говорить, что российской печатной прессы здесь не получают лет десять.
...Возвращаюсь в военную часть и узнаю, что к воротам подходили какие-то люди и интересовались, совсем ли я отбыла или только на время.