Исторические объекты должны восстанавливать специалисты, а не случайные строители, убежден генеральный директор Эрмитажа Михаил Пиотровский
Недавняя публикация «Труда» (номер от 06.11.2020) о намерении «воссоздать» в Петербурге колокольню Смольного собора, которой никогда не было, поскольку проект забраковал сам автор Бартоломео Растрелли, вызвала резонанс в Северной столице. Специалисты и неравнодушные горожане горячо обсуждают проблемы отрасли, главная из которых — непрофессионализм тех, кто берется за подобные работы, думая не о качестве, а лишь о том, как срубить деньгу.
Вопиющий пример — Петербургская консерватория, реставрация которой началась шесть лет назад, уж два года как должна была закончиться, но и сегодня здание и вся Театральная площадь обезображены строительным забором. Дело, по сути, нужно начинать заново, чтобы окончательно не потерять архитектурный и исторический памятник.
Но это лишь верхушка айсберга. Подобных «болевых точек» в городе и его окрестностях очень много. Скажем, в Комарово, где в минувшие столетия отдыхало немало знаменитых россиян — ювелир Фаберже, балерина Кшесинская, физиолог Павлов, актер Черкасов, композитор Шостакович, поэтесса Ахматова... Их дачи (в большинстве своем уникальные образцы деревянного зодчества Х1Х — начала ХХ веков) уничтожаются под предлогом ветхости. Или так «реставрируются», что есть все основания говорить об утрате памятника.
Как остановить безобразия, которые несет с собой непрофессиональная реставрация? Об этом корреспондент «Труда» поговорила с Михаилом Пиотровским — генеральным директором Государственного Эрмитажа, академиком РАН, президентом Союза музеев РФ, членом Совета по сохранению культурного наследия при правительстве Петербурга.
— Михаил Борисович, еще памятны времена, когда шедевры зодчества в городе на Неве восстанавливали буквально из руин. Куда девались традиции знаменитой ленинградской (петербургской) реставрационной школы? Куда вообще пропало бережное отношение к культурному наследию прошлого?
— Наша школа реставрации сейчас в кризисе, и виной тому смешение понятий реставрации и строительства. А соответственно и расценок на работу. Невысокая оплата кропотливого и ответственного труда реставраторов неизбежно сказывается на престиже профессии. И за их дело все чаще берутся обычные строители. А это то же самое, что заставить печь пироги сапожника. Именно так произошло в консерватории.
— Какие реставрационные работы проводятся сейчас в комплексе Эрмитажа и во сколько они обходятся?
— Работы идут и в самом Эрмитаже (Павильонный зал), и в других наших музейных зданиях. В Павильонном зале даже фонтан восстановили, хотя «специалисты» много лет объясняли мне, что это невозможно. Новой реставрации требует Меншиковский дворец — со времени предыдущей прошло уже полвека. В очень плохом состоянии Биржа, это нынче главная для нас проблема. Приходится регулярно изгонять оттуда подрядчиков, на поверку оказавшихся халтурщиками.
Объем средств, затраченных в текущем году на все работы, назвать с точностью до рубля не могу, поскольку еще не все выделенные нам суммы потрачены. И — слава Богу! Мы с некоторых пор перестали давать авансы подрядчикам. Раньше давали и потом по судам бегали, доказывая недобросовестность тех, кто провалил ответственную работу. Парадокс: уже несколько лет, как наше государство выделяет большие суммы на реставрационно-восстановительные работы. Казалось бы, радоваться надо, но... Мешает чисто коммерческий подход к делу подвизающихся в этом бизнесе фирм. Как сделать, чтобы средства попадали в правильные руки — вот актуальная для музейного сообщества проблема.
— Под видом отреставрированного здания нам нередко подают заново сооруженный объект. Вспомним Летний сад, представший несколько лет назад перед горожанами и гостями города в таком виде, какого он никогда прежде не имел. Где, на ваш взгляд, граница между реставрацией и новоделом?
— Однозначного ответа, мне кажется, тут нет. Надо разбираться — что было когда-то сделано, как и почему. Возьмем Эрмитаж, который в свое время золотили не там, где надо, восстанавливали искусственный мрамор не так, как требовала этого историческая справедливость. Теперь многое нужно делать заново — как пришлось поступить с тем же фонтаном в Павильонном зале. Благодаря современным технологиям, материалам, методикам он вновь радует посетителей. А сейчас мы реставрируем фрески мастеров школы Рафаэля. Казалось, что они безнадежно испорчены. Но благодаря, опять-таки, новейшим технологиям выяснилось, что их можно раскрыть. Это, конечно, всегда риск и реставраторам нужно быть чрезвычайно осторожными, чтобы не навредить. В их деле это задача № 1... А «новодел», «фальшак» — это все нехорошие уничижительные словечки, свидетельствующие о сугубо коммерческом отношении к делу. При научном подходе говорят о воссоздании. Все петербургские пригороды, пострадавшие во время войны, были именно воссозданы. Такая работа не может быть быстрой, реставраторы обычно долго думают, прежде чем принять решение. Заказчик же часто торопит. Готов даже нарушить проект: в процессе, мол, разберемся. Что и приводит, как правило, к откровенной халтуре...
P.S. На реставрационные работы в Петербурге тратится ежегодно до 15-17 млрд. рублей. Рекордным был 2018 год — более 20 млрд. Эти средства из традиционных источников — федерального и городского бюджетов — идут на восстановление памятников архитектуры, истории и культуры по линии КГИОПа. Ещё порядка 6 млрд. рублей поступает от бизнеса на восстановление объектов, принадлежащих компаниям или частным лицами.