- На музыкальном отделении ГИТИСа я оказалась совершенно случайно, - вспоминает примадонна Московского театра оперетты, народная артистка России Лилия Амарфий. - Я ехала в Москву учиться на драматическую артистку, считая, что петь и танцевать и так умею. Мама не хотела отпускать меня в столицу, потому что после смерти отца, известного в Молдавии портного, заботы о семье легли на мои плечи. Но я всегда была девушкой с характером: если уверена, что права, своего добьюсь. Заняла у соседей денег на билет; и вот он - Курский вокзал. Утром сдала документы в приемные комиссии ГИТИСа и МХАТа, а вечером поняла, что ночевать-то негде. Но меня это нисколько не смущало. Недолго думая, устроилась на лавочке в зале ожидания Курского вокзала. Здесь и обитала целую неделю, пока сдавала экзамены. Прошла два тура в обоих институтах, а третий тур - совпал день в день, час в час. Пока сдавала экзамен в ГИТИСе, на мхатовский опоздала...
- В шестнадцать лет девочка из провинции успешно поступает в такой престижный институт! Голова не кружилась от успеха?
- Кружилась, но только от постоянного недоедания. С утра до вечера я пропадала в институте, а потом бежала мыть полы в МИДе: там многие наши студенты подрабатывали полотерами и уборщицами. Возвращаясь в крохотную комнатушку общежития, смотрела на светящиеся окна домов, откуда доносились запахи жареной картошки, и мечтала когда-нибудь вдоволь наесться этого "деликатеса".
В институте дела не ладились: вокалисты в один голос заявили, что у меня нет данных для классического вокала. Педагог по сценической речи, слыша мой еврейско-молдавский акцент, была в ужасе ("кто вас брал?!") и ультимативно предупредила: если не распрощаюсь с местничковым говором, то отчислит меня из института.
Весь первый курс я была "девочкой для битья", потому что не вписывалась в Москву. Я была не только провинциальна, но еще и бедна, а таких ждет в Москве двойное испытание. Сейчас, оглядываясь назад, думаю: Господи, что там невзгоды Скарлетт О'Хара, Элизы Дулитл или Сильвы по сравнению с теми, что выпали на мою долю! Я была несчастна и одинока, но не сдавалась. Через три года все однокурсники получили, как и полагается по учебной программе, оперные арии, а я еще училась "разговаривать". И все это время меня поддерживала педагог по вокалу Ирина Ивановна Масленникова, народная артистка СССР, солистка Большого театра.
Я запела неожиданно, и сразу "Соловья" Алябьева. Сбежался не только весь курс, но и ректорат. Я на радостях купила пластинку с записями любимой Марии Калас и, подпевая ей дуэтом, сорвала голос. "Узел на связках", - такой приговор вынесли фониаторы Большого театра, куда привела меня Ирина Ивановна. Я молчала четыре месяца, и если бы не она, сцены мне никогда не видать.
- Наверное, не так уж все было плохо, если на пятом курсе вас взяли в Московский театр оперетты, где в то время блистали Татьяна Шмыга и Светлана Варгузова. Более того, уже через год вы пели партию Адели в "Летучей мыши". Как вам это удалось, и, главное, как отнеслись к молоденькой сопернице примадонны?
- Я пришла в театр, оставив за его порогом свое честолюбие и, как мне казалось (вопреки всем неудачам), гениальность. Но вот парадокс: именно это и дало повод для слухов и сплетен. Дело в том, что партию Адели я получила благодаря Мстиславу Ростроповичу, которого пригласили дирижером в театр оперетты. Мы встретились в театральном буфете. Маэстро, бросив взгляд на мою сверхоткровенную юбку, поинтересовался: "Балерина?" - "Нет, певица". - "Тогда пойдем есть ветчину".
Поедание ветчины закончилось предложением попробовать партию Адели, и сразу же театр наполнился слухами: Амарфий "закадрила" дирижера и получила престижную партию. А тут еще Мстислав Леопольдович приехал в мою коммуналку и пригласил отпраздновать свой день рождения. Но я весь тот вечер, забыв про именинника, проговорила с его женой, Галиной Павловной Вишневской. Это - великая женщина, и я благодарна судьбе, подарившей мне ту, к сожалению, кратковременную встречу. Вскоре Ростропович и Вишневская надолго покинули страну.
Я помню, как Мстислав Леопольдович, выйдя из кабинета главного режиссера театра, разрыдался от его слов: "Ты, Слава, плохой дирижер..." Мне хотелось проводить супругов в аэропорт, но они запретили, предостерегая: "Тебе в этой стране жить, и нечего торопиться в кабинеты КГБ". С того времени храню партитуру неосуществленного спектакля "Сказки Венского леса", которую маэстро специально расписал для меня. А в кабинетах КГБ мне все-таки пришлось побывать, но это была другая история.
Что касается Татьяны Шмыги и Светланы Варгузовой, то отношения у нас сложились, я бы сказала, нейтрально-дружелюбные. Особенно после того, как Татьяна Ивановна в ответ на мою неробкую реплику заметила: "У этой девочки есть будущее: она умеет постоять за себя". Но театр - не то место, где "дружат домами". Я осталась прямолинейной в своих высказываниях, что порой болезненно воспринимается творческими людьми. Из-за этой черты характера главный режиссер театра семь лет продержал меня на договоре, не включая в труппу, хотя я пела все главные партии в спектаклях, меня приглашали на телевидение, на правительственные концерты.
Растущую популярность молва приписывала моим знакомствам с влиятельными людьми, в том числе с Фиделем Кастро. С кубинским вождем мы познакомились во время гала-концерта, который организовал на Кубе Марк Анатольевич Захаров. Оказалось, что алябьевский "Соловей" до этого никогда на Кубе не звучал, такая вокальная школа вообще была неизвестна кубинской публике. Поэтому Кастро пришел за кулисы познакомиться со мной. Наша беседа продолжилась потом за банкетным столом. Вот и весь "роман"...
- Я слышала, что из-за ершистости характера с вами не хотели петь такие звезды оперетты, как Герард Васильев, Юрий Веденеев...
- Понимаете, ансамбль не сложится, если не совпадают амплитуды партнеров. Так у нас было с Герардом Васильевым, с моим однокурсником Юрием Веденеевым. Они - великолепные артисты, красивые мужчины. Но мы, что говорится, "не смотрелись" вместе. Пришел молодой Сергей Алимпиев, и оказалось, мы - партнеры. Сейчас вместе с ним играем в антрепризной "Сильве", которую я придумала сама. Объездили с этим спектаклем всю страну, показывали в Америке, в Израиле... Приглашают на второй сезон. Людям нужна сказка. Поэтому сейчас подготовила вторую антрепризу - "Цыганский барон". Играем с таким удовольствием, что наше настроение передается и зрителям.
- Ваша антреприза дань моде?
- Мой муж в детстве часто смотрел боевики. Однажды его дед, Аркадий Исаакович Райкин, решил вместе с ним посмотреть одну из лент, чтобы понять, что же так привлекает внимание ребенка? Фильм был какой-то третьесортный, на немецком языке, и Райкин, не выдержав, деликатно полюбопытствовал: "Лешенька, а они что там, все "немцы?" Сегодня, когда я включаю телевизор, то кажется, что на всех каналах показывают одни и те же фильмы со стрельбой и мордобоем. Новости - то же самое: сплошной криминал и безнадега. Люди истосковались по нашим добрым старым лентам, по спектаклям. Так что "мода" тут ни при чем.
- Мне довелось смотреть многие спектакли с вашим участием. Слушала Сильву, Элизу Дулитл, Марицу, у них искрометные характеры. Красивые женщины, но с таким трудом обретают личное счастье, любовь. Это что, "скрытый монолог" о себе, о своем пути к настоящему чувству?
- Действительно, артист зачастую создает на сцене образы, отвечающие его мироощущению, его жизненному опыту, знаниям. Но, к сожалению, жанр оперетты несовершенен. Поэтому я не стала бы так однозначно "примерять" на себя судьбы моих героинь: это слишком примитивно. Хотя бы потому, что в жизни все гораздо драматичнее. А я пережила не одну драму.
Я совершала какие-то ошибки, переживала потрясения, разочарования. Мне нужна была поддержка, и, казалось, я нашла ее. Вышла замуж, но брак был недолгим: одного чувства благодарности мало, чтобы создать семью. Мы расстались друзьями. И опять скитания по углам, неодолимое женское одиночество. Скрасить его могло рождение ребенка. Мне было совершенно безразлично, кто будет отцом моего ребенка. Но родился сын, и мы узаконили свои отношения. Первое большое чувство пришло позже и принесло столько испытаний! Я сполна поплатилась. Потому что действительно нельзя строить свое счастье на несчастье других: ведь из-за меня распалась другая семья.
Но любовь эгоистична: ни мой избранник, ни я ничего не могли поделать с собой. А потом грянул гром - мужа осудили. Трудно передать отчаяние тех дней. В который раз я, по сути, осталась одна, без поддержки. Имущество, квартира описаны, идти некуда. Для родни мужа я оставалась чужой. Обо мне вспоминали, если надо было что-то передать в тюрьму, а они сами это сделать боялись.
Арест мужа отразился на работе: последовал звонок из КГБ с предложением прекратить съемки моего бенефиса на ТВ. Терять мне было нечего, и я позвонила в следственный отдел и сказала, чтобы мне не мешали работать. "Мешать" мне, уж не знаю отчего, перестали, но тут у меня сдали нервы и пропал голос. Врачи в недоумении разводили руками, не в силах помочь. Я стала сама заниматься дыхательной гимнастикой по системе Александры Стрельниковой...
Вот так "колотила" меня судьба. И только сейчас, встретив по-настоящему любимого человека, надежную опору в жизни, смотрю на мир другими глазами. Я действительно (простите за громкую фразу) выстрадала свое нынешнее счастье.
- Вы старше своего избранника на 12 лет. Скажите, как отнеслась его именитая родня к вашему "неравному браку"?
- Мы вместе более десяти лет. И я знаю, что стала первой женщиной, которую Леша представил своей маме, Екатерине Райкиной: этим все сказано. "Неравности" мы не ощущаем: Леша, судя по его жизненным принципам, старше и мудрее меня. Он с детства своевольный и независимый человек.
Так что теперь есть кому меня защитить...