Вот и над новым спектаклем - оперой Моцарта "Свадьба Фигаро" - вместе с Борисом Александровичем работают молодые режиссеры Игорь Меркулов и Валерий Федоренко. Премьера назначена на 1 марта. Естественно, полным ходом идут репетиции. Можно себе представить, как выкладываются на них и актеры, и 89-летний руководитель театра. Тем не менее патриарх оперной режиссуры смог побеседовать с журналистом во время краткого перерыва. И, между прочим, выяснилось, что наряду с приятными атрибутами молодости театр сохранил еще одно ее свойство - увы, незавидное: бедность.
- Особенности наших постановок, - признался Борис Александрович, - во многом продиктованы тем, что мы не можем позволить себе пышные декорации, изображающие обилие комнат, переходов, дверей... Отсутствие денег мы восполняем фантазией и изобретательностью. В "Свадьбе Фигаро", например, декорациями служат 11 кубов - по количеству действующих лиц. Каждый такой куб, в зависимости от обстоятельств, может стать чем угодно: креслом, кустиком, ширмой, роскошным ложем... Артисты порой относятся к моцартовскому музыкальному и драматургическому материалу с излишней серьезностью. А это неверно. Я, например, очень люблю, когда актеры импровизируют на сцене. Мы рассчитываем, что и зритель у нас - с богатым воображением, что и он в полной мере включится в игру, именуемую оперным спектаклем. В опере не должно быть "как в жизни", искусство вообще невозможно без волшебного "как будто". Лучше бы наоборот - в жизни было, как в искусстве...
- ...В смысле - добро бы побеждало зло, человека ценили бы за его ум и способность любить, а не за звание и богатство? Кстати, вы и теперь, как прежде, ориентируетесь на не самого богатого зрителя. Билет на "взрослый" спектакль стоит от 30 до 100 рублей, на детский - в пределах 60...
- А знали бы вы, как трудно этого добиться! Говорят, мы живем в свободное время. Но я не могу сказать, что свободен. У меня нет возможности ставить то, что хочется. Я - на рынке. А опере на рынке неуютно. Раньше, если мне что-то не разрешали, я мог пожаловаться в самые высокие партийные инстанции, и была вероятность, что там помогут. Действовали определенные "правила игры": я знал, что антисоветское, антикоммунистическое произведение ставить не стоит - все равно не пустят, не пройдет. А вот заручившись поддержкой Шостаковича, можно было сделать многое. Очень поддерживал меня и Хренников. Да если бы наш театр тогда осмелились прикрыть, поднялась бы буча: "Культуру зажимают!.." А сейчас... Ну скажите, кому я нужен?
- Как кому - нам, публике.
- Публике - да. Но чтобы существовать, мы должны продавать спектакли. Причем продавать их за границу - туда, где можно заработать серьезные деньги. А значит, мы вынуждены принимать в расчет требования иностранных импресарио. Немцы просят Моцарта, итальянцы - Россини. Русская опера их не интересует. Да что с них взять, ну не знают испанцы, кто такой Мусоргский. Принято говорить: Верди - гордость итальянской нации. А разве Мусоргский - не гордость русской нации? Но у нас что-то не видно толпы меценатов, которые бы спешили дать деньги, скажем, на постановку великой оперы Глинки "Руслан и Людмила"... А знаете, как я "влип" с нынешней постановкой "Свадьбы Фигаро"!
- ?
- Ведь пришлось ставить на языке оригинала, то есть на итальянском. Хотя я всегда был убежден, что в России опера должна идти по-русски. Когда-то даже ушел из Большого театра - не в последнюю очередь в знак протеста против того, что там собирались сделать системой пение французской оперы - по-французски, немецкой - по-немецки и т.д. Я думал - уж в моем-то Камерном театре этого никогда не будет. И вот пожалуйста... Пришлось пойти на компромисс. Ведь иначе не пригласят на гастроли, а не пригласят на гастроли - не будет денег для работы в России...
- И все же в вашем театре идут и Мусоргский, и Шостакович, и Прокофьев, и Таривердиев... Причем идут, как правило, с аншлагом. Кажется, вообще опера сейчас в очередной раз входит в моду.
- Надеюсь, что это не совсем мода. Когда народу худо, он спасается великим искусством. А опера - великое искусство. Я помню, как во время войны интеллигентные москвички, что в мирное время были заядлыми зрительницами, продолжали ходить на спектакли. Только теперь в основном на дневные, потому что вечерами они тушили "зажигалки" на крышах... И сейчас трудновато - и мне, и, думаю, вам. А тут приходишь в оперу, и Моцарт с Бомарше преподносят тебе такую вот веселенькую штучку. Ну как не улыбнуться. Моцарт - он ведь шаловлив был, да еще и бабник... Только важно не скатиться в пошлость. В наше время по телевизору дают такую пошлость, за которую, по-моему, надо сажать. Что там поют! Какими голосами - ей-богу, хамскими, другого слова не подберу... А если по телевизору такое, то что же удивляться хамству в трамвае или метро.
Да и на оперной сцене всякое видеть приходится. Очень много развелось режиссеров, которые придумывают разные глупости для того, чтобы вызвать скандал. Ведь когда скандал - у кассы очередь. Директора прямо так и говорят: "Мы с вами заключаем договор с условием, что вы нам поставите скандальный спектакль". И режиссер ставит. И Кармен у него выезжает голая на мотоцикле. Все возмущены: какое безобразие!.. И все идут смотреть.
- А вы, Борис Александрович, пошли бы на такой спектакль со скандальной славой?
- Ну, не знаю... Может, и пошел бы. А вдруг мотоцикл сломается? Тоже интересно.
- Мотоцикл - конечно, современно. Хотя теперь оперные герои и на летающих тарелках, бывает, перемещаются: ведь новое тысячелетие на дворе. Вы, кстати, почувствовали его наступление, о чем так много сегодня говорят, в том числе и люди искусства?
- Почувствовал? Нет. А разве в искусстве случилось что-то из ряда вон выходящее?