Шахназаров — человек занятой. Помимо большого киношного хозяйства в виде «Мосфильма», нагрузок в Общественной палате (зампредседателя комиссии по культуре), в попечительском совете Высшей школы телевидения МГУ и правлении Союза кинематографистов, он еще каким-то чудом успевает снимать кино. Причем каждый новый его фильм неизменно становится событием культурной и общественной жизни. Легко предположить, что такая судьба ждет и его новую работу — картину «Белый тигр», выход которой мастер приурочил к своему грядущему юбилею. Но в нашем политизированном обществе разговор не мог не начаться с куда более горячих тем.

О Путине и выборах

— Карен Георгиевич, вы были доверенным лицом Путина. Это хлопотные обязанности?

— Я не сказал бы, чтобы меня так уж сильно эксплуатировали. В основном я давал интервью, ну и несколько раз выступал перед избирателями. Где и перед кем — решали люди из предвыборного штаба Путина.

— Глава предвыборного штаба и ваш коллега Станислав Говорухин в интервью «Труду» заявил, что альтернативы Путину на сегодняшний день нет. Вы разделяете эту точку зрения?

— Абсолютно. Я пошел в доверенные лица Путина по убеждению, без подсказок и принуждения. Свою позицию я обнародовал еще за месяц-другой до того, как начались предвыборные страсти, заявив по телевидению, что Путин — принципиально важная фигура для сегодняшней России и я буду голосовать за него. Прошедшие выборы показали: альтернативы Путину на сегодняшний день действительно нет. Более того, я считаю, что любой другой политик страну попросту не удержал бы.

— Как в этой связи относитесь к протестному движению?

— Двойственно. Как это ни покажется кому-то странным, но вся эта митинговая стихия Путину даже полезна. Особенно с учетом того, что он долго находится у власти — фактически 12 лет, что, кстати, само по себе большое достижение.

— Но именно несменяемость Путина оппозиция и ставит ему в вину...

— Уверен: настоящий политик, в рамках, разумеется, закона, должен уметь удерживать власть — это его обязанность. Мы, к сожалению, знаем и другие примеры. Горбачев, при всем моем к нему уважении, и шести лет не пробыл у власти, так и не успел провести необходимые реформы. И Ельцин в силу разных причин тоже раньше срока должен был сложить свои полномочия. А Путин у власти, повторю, уже 12 лет, и его рейтинг по-прежнему высок, он пользуется народной поддержкой. Но и ему полезно знать, что в обществе существуют другие мнения, что есть определенное недовольство его политикой. Это, считаю, будет только дисциплинировать Путина и власть в целом.

Что касается самого протестного движения, то оно весьма разнородно. Есть много обычных людей, которые в искреннем порыве выходят на площади, чтобы возвысить свой голос за честные выборы. Но на этих площадях (а чаще на трибунах) мы видим и хорошо знакомых нам политиков, которые решают свои вполне конкретные и зачастую корыстные задачи.

— И вы туда же — про руку Госдепа?

— Да, в организации этих митингов в определенной мере участвует и проамериканское лобби. Но я, кстати, не стал бы его демонизировать. Любая империя такого масштаба, как США, всегда имеет свое лобби практически во всех странах — от Европы и Японии до Латинской Америки и арабского мира. СССР, кстати, в свое время тоже имел мощное просоветское лобби во многих странах. Это нормальный, естественный ход вещей: любая империя стремится влиять на другие страны, в том числе и на их внутреннюю политику. Юлий Цезарь, готовясь к Галльской войне, искал своих сторонников (по-сегодняшнему — лоббистов) среди германских племен.

Проамериканское лобби в нашей стране — это не обязательно люди покупные и совсем не обязательно шпионы. Да, есть те, кто имеет от США некую выгоду, не обязательно, кстати, в дензнаках — это могут быть послабления с визовым режимом, видом на жительство и т. д. Но среди проамериканского лобби в нашей стране есть и настоящие патриоты России, которые искренне считают, что для нашей страны гораздо выгоднее находиться в фарватере политики Запада, США, а не искать «свой путь». К этому, мне кажется, надо спокойно относиться — без истерик и спекуляций. Но и надо отчетливо понимать, что Путин — не та фигура, которая устраивает Запад в целом и США в частности. Вот здесь, собственно, и проходит линия водораздела.

Все это, впрочем, не отменяет того простого факта, что проамериканское лобби в нашей стране, независимо от мотивов своих действий, грамотно использует ошибки и слабости нашей власти. А их, увы, более чем достаточно.

О коррупции

— Одна из главных бед нашей страны — коррупция. Скажите, она в нашей стране непобедима?

— Воровали, как известно, и при царях, и при коммунистах. Но надо понять суть последних 20 лет и оценить достижения этого непростого периода. При всем моем уважении к успехам СССР, который создал мощную производственную базу — гигантские заводы, электростанции, нефтепроводы, оборонную и космическую отрасли, — в нашей стране напрочь отсутствовала инфраструктура потребления. Не хватало магазинов, бензоколонок, ремонтных мастерских, ресторанов с гостиницами, не говоря уже о таких диковинках, как фитнес-центры и массажные салоны. Советскую власть это просто не интересовало. И вот вся эта инфраструктура буквально с нуля была создана за последние 20 лет. Выезжаешь из Москвы — и на десятки километров вдоль трассы тянутся оптовые магазины, строительные рынки, кафе, рестораны, отели:

Странным образом наши либералы почему-то не используют этот козырь в своей пропаганде. Когда коммунисты говорят: «А вы ничего не построили», надо напоминать об этой гигантской стройке, которая шла и все еще идет в масштабах страны. Сначала это были палатки, времянки, а теперь это вполне цивилизованная сфера услуг и потребления. Но по иронии судьбы всю эту инфраструктуру могли построить, грубо говоря, только жулики и бандиты.

— Почему вдруг?

— Так мир устроен. Люди, которые спасают челюскинцев и открывают в глухой тайге месторождения нефти, — они не могут строить сети частных бензоколонок и открывать строительные рынки, им это неинтересно. Может, «бандиты и жулики» — некорректно сказано, но такими делами во всем мире занимается определенный тип публики. Из фильмов итальянского неореализма, из американской литературы — например, из романов Драйзера, — мы знаем, что строительство инфраструктуры потребления и в Европе, и в Америке сопровождалось чудовищной коррупцией, взятками, откатами. Так что в известной мере вся эта грязь у нас сегодня неизбежна.

— Но ведь коррупция у нас имеет место не только в сфере потребления, а и при заключении нефтяных и газовых контрактов, при распределении денег на производство кино...

— В отличие от нынешней молодежи мы ведь с вами читали Маркса. И у Маркса переживаемый нами исторический период называется так: «Первоначальное накопление капитала». Западный мир прошел этот путь в XVI–XVII веках. Отказавшись от социалистического выбора, мы вернулись во времена «дикого капитализма». И волей-неволей обречены сегодня в России на повторение уже пройденных человечеством исторических процессов, причем в ускоренном режиме. Это и порождает сегодняшнюю страшную коррупцию. Но это не значит, что она вечна и непобедима. С ней надо планомерно бороться, как борются с этим злом во всех странах. И она пойдет на убыль.

О первоочередных реформах

— Что, на ваш взгляд, надо сегодня менять в нашей стране, чтобы жизнь становилась лучше?

— Насущно необходима демократизация всех сфер нашей жизни. Это позволит бороться с бюрократизмом, который во многом и плодит коррупцию. Еще одна из острых проблем, которая стоит перед Путиным, — кадровая. Это, кстати, слабое звено в его работе. Мне с моего небольшого гражданского места кажется, что Путин использовал слишком узкий круг людей — так называемую питерскую команду, с которой он вместе учился, служил, работал. Но насущные задачи модернизации можно решить, только опираясь на потенциал всего народа, на новых людей. Мне кажется, понимание этого в ходе предвыборной кампании у Путина появилось.

— Как вы относитесь к идее прямых губернаторских выборов?

— С опаской. В такой большой стране, где не до конца преодолены сепаратистские тенденции, возвращаться к прямым губернаторским выборам по меньшей мере преждевременно. Это серьезно ослабит центральную власть, что мы уже видели в 90-е годы. Отмена губернаторских выборов стала в свое время смелым и сильным политическим шагом Путина. И этой линии ему надо придерживаться впредь. Другое дело, что надо дать больше прав общественным институтам на местах, чтобы в случае, если губернатор не тянет, или зарвался, или проворовался, его можно было по требованию народа отозвать. То есть создать систему, при которой общество имело бы действенный контроль над властью.

О телевидении

— Для этой цели, как мне кажется, хорошо подходит общественное телевидение. Как вы относитесь к этой бурно обсуждаемой идее?

— Честно сказать, я пока не очень понимаю, как общественное ТВ будет работать в нашей стране. К примеру, в Англии есть общественный канал — Би-би-си, но там каждый гражданин, желающий его смотреть, платит абонентскую плату. Готово ли к этому наши телезрители? А если у нас такой канал будет финансировать государство, то будет ли он общественным? Откуда возьмутся деньги — в рыночной экономике это главный вопрос.

— Между тем уровнем современного ТВ не доволен никто: от телекритиков до ораторов на Болотной площади:

— Я им тоже недоволен. Как можно быть довольным программой «Дом-2», которая вымывает мозги у людей? Как можно радоваться каждодневной пошлятине и ржачке, которая заполняет эфир на большинстве каналов? Но народ-то все это смотрит. И дает высокие рейтинги всем этим «Комеди клаб» «Домам». Так что телевидение — это зеркало нашего, увы, не самого образованного и взыскательного общества.

Иногда думаю: назначь меня руководителем какого-нибудь канала — и что я буду делать? Мне же придется каждодневно заполнять 16–20 часов эфирного времени. Чем? И где взять столько талантливых людей, чтобы каждая программа давала рейтинг и при этом имела смысл, идею? Не знаю. Обреченно понимаю, что общественный канал, если он появится, ситуацию в эфире не изменит.

— И что же, смириться с нынешним уровнем ТВ?

— Нет, оставлять все как есть нельзя. Но тогда надо думать о более принципиальных вещах. Например, об отказе от рекламы — хотя бы на главных, государственных каналах. Не будет рекламы — не будет погони за ненавистными рейтингами. И это, конечно, оздоровит эфир. Некоторые страны, как, например, Франция, уже идут по этому пути. Но насколько наш бюджет способен потянуть такие траты? Не будут ли они в ущерб и так невысоким зарплатам бюджетников, скромным пенсиям? Это уже вопрос не ко мне, а к политикам государственного масштаба.

О министерских амбициях

— Но вас, кстати, то и дело прочат в «государевы люди» — в министры культуры:

— До меня доходят отзвуки. Но эта роль точно не для меня. Я, конечно, горжусь тем, что мне с коллегами удалось модернизировать «Мосфильм», но для министра культуры подобного опыта все-таки маловато. На мой взгляд, назначать художника, творца на эту должность вообще неправильно. Министру культуры предстоит работать с Думой, взаимодействовать с премьер-министром и президентом, он должен в нюансах понимать, как работает бюрократическая машина, сам должен быть отменным, вышколенным бюрократом — в хорошем смысле этого слова. К поискам такого человека надо отнестись серьезно. Это должен быть талантливый, принципиальный и смелый политик, поскольку в сфере нашей культуры пора проводить серьезные изменения, если не революцию.

— Революцию какого рода?

— Начну издалека — из времен СССР. В Советском Союзе культурой занимались предметно и серьезно. Кое-что из того, что в ходе перестройки было выброшено, можно было бы сегодня вернуть в обиход. Например, набор национальных мастерских во ВГИК, в театральные училища. Неужели, скажем, в Чечне, Татарстане, Башкирии мало одаренных ребят, из которых время от времени можно было бы формировать целевой курс? Это позволило бы выращивать кадры национальной интеллигенции, ориентированной, образно говоря, не только на свой аул, а на все богатство русской и мировой культуры.

Новому министру культуры надо начать с дотошной инвентаризации хозяйства: изучить, что работает, а что не работает, что надо поддержать, а от чего, возможно, стоит отказаться.

О кино

— Год назад мы с вами встречались, обсуждали ситуацию в российском кино, она была критичной. Как вам кажется, сейчас дела идут лучше?

— У меня появились осторожные надежды на это. Благодаря усилиям Константина Эрнста, который устроил мощную рекламную кампанию фильму «Высоцкий. Спасибо, что живой», публика опять потянулась к российскому кино, как это уже было однажды после «Дозоров». Я не владею сию минуту статистическими выкладками, но по своим детям и их друзьям вижу, что они нынче вновь с удовольствием ходят на наши фильмы. Да и в афише, в бокс-офисах названия российских картин стали чаще встречаться. Кажется, лед тронулся. Теперь бы эту ситуацию закрепить:

— Так что ваша новая картина «Белый тигр» подоспела, кажется, вовремя:

— Да, я недавно закончил фильм, готовлю его к выпуску на экраны. Я не стал отдавать его на фестивали, а решил сделать себе подарок к 60-летию. Юбилей у меня будет в июле, но лето для проката — не лучшее время. Поэтому решил выпустить фильм в начале мая, тем более что картина посвящена военной теме. Но это не чисто военное кино, а скорее фантастика, мистика, погруженная в суровую реальность Великой Отечественной.

— Как возник этот необычный замысел?

— Я прочитал в «Литературной газете» аннотацию на книгу Ильи Бояшова, меня уже в лаконичном пересказе заинтересовал сюжет. Разыскал книжку, прочитал. Я к ней сложно отношусь, но сюжетный стержень — о поединке русского танкиста с немецким танком-призраком — меня зацепил. Это такой вариант «Моби Дика», оригинально переложенный на военную тему. Вместе с моим постоянным соавтором и другом Александром Бородянским мы написали сценарий, который сильно отличается от книги. В частности, мы ввели в действие Гитлера, Кейтеля, других персонажей. В итоге получилось крайне необычное в моей судьбе кино.

— Что для вас было самым трудным при работе над этой картиной?

— Съемки боевых действий. В фильме много сражений, в том числе и танковых. Я, конечно, делал сложно-постановочные картины: «Всадник по имени Смерть», «Яды», но с такой трудной задачей все-таки не сталкивался. Это отдельное умение, даже отдельная профессия — снимать бои. Кто из режиссеров этого не пробовал — подобен летчику, который не летал на сверхзвуковом самолете. И это, кстати, была одна из причин того, почему я взялся за фильм. Возраст подсказывает, что моя творческая жизнь все-таки близится к закату. И позже я вряд ли смогу поставить «батальное полотно». И то, что я смог снять этот фильм, для меня очень важно. Независимо от того, как оценят картину зрители и критики.

О грядущем юбилее

— Карен Георгиевич, вы заговорили о возрасте. Скажите, 60 лет разве не то же самое, что 50?

— Не могу сказать, что я с горечью или драматизмом отношусь к этой дате. Но все-таки в 60 лет возникает ощущение, что творческая биография подходит к концу. Я не ставлю на себе крест, но прекрасно понимаю, что есть вещи, которые мне, наверное, будет делать уже сложнее: творческая энергия с возрастом убывает. Хотя знаний и опыта у меня сегодня больше, чем в 50 лет.

— На пенсию, надеюсь, не собираетесь?

— На пенсию точно не собираюсь. Работая над «Белым тигром», я в очередной раз понял, что очень люблю снимать кино. Но сегодня для меня важно не просто снимать очередной фильм, а быть убежденным в важности и необходимости того, что я делаю. Ты можешь ошибаться, переоценивать свои силы и возможности, но без этой «энергии заблуждения» становиться за камеру не имеешь права.