Август 1991-го. Прежде чем танки вошли в Москву…

Снова и снова возвращаемся к событиям 29-летней давности, потрясшим страну и приведшим к развалу Советского Союза

С некоторых пор август в России — тревожный месяц. Об этом почему-то с особой отчетливостью вспоминается в эти дни. События августа 1991 года, даже отодвигаясь в прошлое, не выцветают в памяти. Обозревателю «Труда» довелось по горячим следам встречаться и беседовать с главными фигурами путча. Давайте вернемся к тем разговорам и ощущениям и взглянем на события из сегодняшего дня.

Еще за два месяца до путча Соединенные Штаты тайно предупреждали Горбачева о готовящемся перевороте. Из Вашингтона по каналу связи высшей секретности в Кремль 20 июня 1991 года было отправлено экстренное сообщение руководителю Советского государства о заговоре с целью смещения Михаила Сергеевича с должности президента. Во главе заговора, по американским данным, стояли председатель КГБ Владимир Крючков, премьер-министр Валентин Павлов, министр обороны Дмитрий Язов. Тогдашний президент США Джордж Буш — старший был так встревожен, что распорядился доставить эту информацию адресату в Кремль «как можно быстрее».

Секретный документ вначале был передан из Вашингтона государственному секретарю США Джеймсу Бейкеру, который в тот день находился в Берлине и как раз вел переговоры с министром иностранных дел СССР Александром Бессмертных. Но к моменту получения Бейкером шифровки наш министр был уже в советском посольстве и готовился к запланированной встрече с зарубежными дипломатами. К его удивлению, неожиданно позвонил Бейкер, с которым они расстались всего-то час назад, и попросил Александра Александровича срочно приехать, причем без шума, сопровождения и журналистов. Сказал, что сам он подъехать в советское посольство не может — пресса следит за каждым его шагом. А ситуация экстренная...

По тону американского коллеги Бессмертных понял, что дело серьезное. Приехал к Бейкеру в гостиницу. И тот сообщил, что получил из Вашингтона секретную информацию о готовящемся смещении Горбачева. Нужно срочно передать документ президенту СССР. Но вот вопрос: как передать? Все каналы советской секретной связи контролировались КГБ. Как быть? Срочно лететь в Москву? Но здесь важен каждый час. Решили передать информацию американскому послу в Москве Джеку Мэтлоку, а Бессмертных попросит помощника Горбачева Анатолия Черняева организовать встречу посла и Михаила Сергеевича.

Встреча состоялась. Но Горбачев, услышав про заговор, лишь рассмеялся, чем сильно смутил Мэтлока. Президент СССР, разумеется, поблагодарил Джорджа Буша за беспокойство, но заверил: реальной опасности и близко нет. Через день Буш позвонил в Кремль, в числе прочего спросил о встрече со своим послом. Но Горбачев стоял на своем: заговор невозможен... Удивительно: Джордж Буш из-за океана видел происходившее в СССР глубже и точнее, чем руководивший страной Горбачев?

Между тем признаки сгущавшихся туч были налицо. Вот что говорил в те дни на закрытом заседании Верховного Совета СССР председатель КГБ Крючков: «Отечество на грани катастрофы. Общество охвачено острым кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа... Резко усилились процессы дезинтеграции экономики, нарушены складывавшиеся десятилетиями хозяйственные связи, тяжелейший ущерб нанесли народному хозяйству забастовки... Недовольство народных масс ситуацией в стране находится на критическом уровне, за которым возможен небывалый по своим последствиям социальный взрыв. О стремительном скатывании общества к этой опасной черте свидетельствует настроение простых тружеников... Все отчетливее проявляются апатия, ощущение безысходности, неверие в завтрашний день и даже какое-то чувство обреченности».

Крючков, как видим, дал разгромную характеристику ситуации в стране. И как бы сам собой напрашивался вывод: выходит, руководители СССР не справляются со своими обязанностями? Между тем вопрос о необходимости отставки Горбачева уже не первый месяц секретно обсуждался среди соратников президента. Это, думаю, не было тайной для тогдашнего мэра столицы Гавриила Попова. После закрытого заседания Верховного Совета он экстренно встретился с послом США Мэтлоком. Вслух говорили общеизвестные вещи, но на бумаге Попов, опасавшийся подслушки, написал: нужно срочно передать сообщение Ельцину, который в то время находился в США. Ибо ситуация чрезвычайная: в СССР возможен переворот. И Ельцину следует немедленно вернуться в Москву.

Так американское руководство получило первый сигнал о готовящемся заговоре. Тревогу ощущали многие посвященные. Но Горбачев все больше отдалялся от реальности. Экономика входила в пике, но вместо действий страну захлестнули дискуссии, непрерывная говорильня. Ситуация накалялась. Но госпереворот? Увольте, это же тяжкое преступление. Премьер Павлов хорошо понимал это и был сторонником легитимных способов отстранения президента. Внешне у главы правительства и Горбачева отношения поначалу складывались неплохо. Но внутри...

Наше знакомство с Павловым состоялось в середине 1980-х, когда он возглавлял Государственный комитет по ценам. У меня, журналиста «Труда», быстро наладились деловые отношения, переросшие в дружеские, доверительные. И позже, когда он стал министром финансов СССР, а затем и премьер-министром, у нас сохранился достаточно откровенный, искренний стиль общения. И каждый раз, когда заходила речь о Горбачеве, мой собеседник критиковал его очень жестко.

Но почему же президент после отставки Николая Рыжкова выбрал на должность премьера именно Павлова? Горбачев, между прочим, рассматривал около десятка кандидатов. Среди них были Маслюков, академик Абалкин, Вольский, Собчак: Однако Валентина Сергеевича рекомендовали президенту как весьма компетентного экономиста (доктор наук!), хорошо знающего многосложное народное хозяйство страны и имевшего большой опыт аппаратной работы. Человек волевой, целеустремленный, уверенный в себе, не боящийся трудностей. Наконец, это компромиссная фигура между сторонниками социализма и капитализма (в то время горячих дискуссий это было важно). Павлов действительно был сторонником рыночной экономики, но с сильными социальными акцентами. С его кандидатурой согласился и Верховный Совет. После долгих колебаний и сомнений Горбачев 14 января 1991 года наконец подписал назначение нового премьера.

Президент не зря сомневался. Еще за год до этого назначения Павлов горячо говорил мне, какой вред наносит стране Горбачев. В конце 1989-го у нас с Валентином Сергеевичем, тогда еще министром финансов, состоялась длительная беседа в правительственном санатории «Сосны». Министр, похоже, выбрал меня на роль спарринг-партнера, чтобы проверить свои предложения, увидеть реакцию журналиста на острые политические события, о возможности которых размышляли, как я понял, где-то наверху.

— Горбачев ведет страну в пропасть, — утверждал Павлов. — Если он не уйдет, жди беды. Налицо развал и экономики, и политической системы. Ситуация ухудшается...

Я возразил Павлову: не один Горбачев руководит страной, почему все критические стрелы летят в него?

— Он подбирает кадры, принимает окончательные решения, вернее, должен принимать, — парировал мой собеседник. — А на деле многие из них бесконечно откладываются. Генсек юлит: и вашим, и нашим. Он плохо разбирается в экономике, боится сделать ошибки. Необходимы экстренные меры для спасения страны, но Горбачев к этому не готов. Поэтому он должен уступить место более компетентному лидеру...

На мое замечание, что в нашей стране это абсолютно нереально, Павлов решительно возразил:

— Представьте себе, что в Москве, во многих крупных городах сотни тысяч граждан выйдут на площади и улицы с требованием отставки Горбачева. При такой массовости протестов милиция и армия не будут вмешиваться. А если в стране еще объявят общенациональную бессрочную забастовку: У Горбачева не будет другого выхода, как уйти в отставку...

Помню, я аккуратно спросил, нет ли опасности вовлечения страны в гражданскую войну. К этому вопросу мой собеседник, похоже, был готов. Это должно быть исключено, мгновенно ответил он. Да и кто будет выступать на стороне Горбачева? Конечно, заметил Павлов после некоторой паузы, министр обороны должен быть среди тех, кто потребует отставки Горбачева...

Та наша беседа завершилась к полуночи. Я не мог заснуть до утра. Неужели всерьез готовится отстранение Горбачева от власти? И что делать? Ждать развития событий или попытаться донести эту тревогу до Кремля? Забегая вперед, расскажу и это: уже через два десятилетия после описываемых событий Горбачев рассказал, что о готовящемся заговоре его предупреждали многие. Может быть, слишком многие, чтобы воспринимать эти сигналы всерьез. «Откуда только не звонили мне, предупреждали: путч, путч, путч:»

И в этих условиях президент, плюнув на все предупреждения, отправляется отдыхать в Крым. Что это, уверенность в своих силах и в своих соратниках? Или растерянность, паралич воли? Лишь однажды в одном из телеинтервью Горбачев признал свою роковую ошибку: «Я сейчас жалею: не надо было уезжать в Форос в августе 1991 года. Думаю, Советский Союз сохранился бы».

Насчет Советского Союза — не знаю. А вот то, что растерянные заговорщики еще не были готовы к реализации задумки, очевидно. Не было ни четкого плана, ни массовых митингов протеста, без которых народ оставался в стороне от событий. И тем не менее путчисты решили действовать. Это была грандиозная авантюра.

А дальше известно: отключение Горбачеву связи в Форосе, «Обращение к советскому народу» Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, постановление ГКЧП № 1 о запрете забастовок, митингов, шествий и демонстраций, введении цензуры, приостановке деятельности партий и общественных организаций, указ вице-президента СССР Янаева о вступлении в исполнение обязанностей президента СССР «в связи с болезнью Горбачева». Ввод войск в столицу, танки на московских улицах...

После провала путча я беседовал с вернувшейся из Крыма Раисой Максимовной Горбачевой. Вот что она рассказывала о тех августовских днях в Форосе: «Атмосфера вокруг нас сгущалась, мы находились в глухой изоляции. С территории дачи никого не выпускали и никого туда не впускали. Машины закрыли и опечатали. Самолет был убран. На море появились дополнительные «сторожевики» и военные корабли:»

Опасаясь отравленной пищи, они, по словам Раисы Максимовны, ели только те продукты, что были доставлены до 18 августа. Эти напряженнейшие три дня и три ночи не прошли бесследно для здоровья Раисы Максимовны.

«21 августа, после трех бессонных ночей, — откровенно рассказывала она мне, — в тот момент, когда события начали накручиваться с особой скоростью, мое здоровье ухудшилось... У меня развился острый гипертонический криз, который сопровождался расстройством речи... Сейчас мне уже лучше, надо только подлечиться. Из дома пока не выхожу, но, как видите, выдерживаю нашу непростую беседу уже более часа».

Врачи считают, что именно сильнейший стресс в Форосе стал спусковым крючком для развития неизлечимого онкологического заболевания у супруги первого президента СССР. Да и для самого СССР августовское потрясение оказалось роковым — очень скоро после августа 1991 года Советский Союз перестал существовать.

P.S. Августовский путч вполне мог завершиться успехом ГКЧП. Уже 19 августа из областных центров, крупных и небольших городов в Москву полетели верноподданнические телеграммы с поддержкой «чрезвычайщины». Известно, революции (и контрреволюции) делаются в столицах. Страна замерла в ожидании развития событий. Но в ход истории вмешалась группа москвичей. Не так уж их было много — всего несколько десятков тысяч. Но этого не ожидали путчисты. Их планы рушились. Никто тогда не решился стрелять по людям, стоявшим вокруг Белого дома. Путч провалился потому, что люди стали другими, а в КГБ этого не заметили...