Хрущев хорошо понимал, что среди всего руководящего ядра партии Л. Берия - единственный
Хрущев хорошо понимал, что среди всего руководящего ядра партии Л. Берия - единственный серьезный противник и единственное серьезное препятствие на пути его вожделений. К тому же этот противник - опасный. В его руках все дело охраны Кремля и правительства; все виды правительственной и другой связи; войска МВД и пограничной охраны. Малейший просчет с его, Хрущева, стороны - и голова его будет снесена. Вот почему когда Хрущев, пока в глубокой тайне, наедине с самим собой, решил уничтожить Берию, он взял курс на сближение с ним. Все вдруг оказались свидетелями неразрывной дружбы Хрущева и Берии.
Лаврентий Берия упивался своим новым положением. В его руках необъятная власть. Он все может. Ему все доступно. А над ним по существу никого нет, никакого реального контроля.
Сталина нет. Какое счастье! Жить, теперь по-настоящему, никого не боясь. Надо все знать. Обо всех. Всю подноготную. И всех держать "за жабры". Надо обличить Сталина, развенчать его, истребить память о нем. Пусть все знают, что Берия - не тиран, а демократ. Надо теперь же внести ряд записок, проектов постановлений: за мир, за законность, за демократию, за суверенитет национальных республик... Бурная деятельность Берии началась, как только саркофаг с набальзамированным прахом Сталина был поставлен в Мавзолее.
Вскоре Берия представил в Президиум ЦК своего рода "манифест по национальному вопросу". Это был ловко составленный документ с изрядной долей демагогии. В нем Берия обращался к партийным и советским руководителям, к интеллигенции республик Советского Союза. Было более чем прозрачно, что внесением указанного "манифеста" Берия преследовал отнюдь не благородные государственные цели. Нет, Берия хотел завоевать симпатии населения национальных республик, их руководящих кадров: знайте, что я, Берия, за полный суверенитет всех национальных и автономных республик.
Но он понимал, что от него больше всего и прежде всего ждут слова, относящегося к сфере законности. Партийные, советские, военные кадры, широкие круги интеллигенции были порядком измучены бесконечными репрессиями и чистками. Когда же этому будет положен конец? Когда же можно будет свободно дышать, жить без страха за свою судьбу, судьбу родных и близких?
И Берия, который многие годы был одним из главных источников произвола и беззаконий в стране, решил надеть на себя тогу поборника законности, свободы личности и демократии. Пусть все знают, что Берия против незаконных арестов, против жестокой карательной политики, за замену практики широких репрессий воспитательной работой. Этим целям должна была послужить прежде всего амнистия.
Первая реакция на амнистию среди населения была положительной. Но вот в города, рабочие поселки, в колхозы и совхозы, на курорты, вокзалы и пристани хлынула масса освобожденных. Среди них: воры-рецидивисты, злостные хулиганы, поножовщики с многократными судимостями; преступники, осужденные за изнасилование, тяжкие телесные повреждения; мошенники, растратчики, взяточники и другие уголовники. Резко выросло число убийств, массовых краж, грабежей, тяжелых форм хулиганства. Многие населенные пункты оказались буквально терроризированными. Настроения тревоги все нарастали. Поползли зловещие слухи, что Берия распустил всю уголовщину умышленно, что он готовит уголовную гвардию для своих особых целей.
Но тут произошло одно событие, которое вызвало у всей интеллигенции и в широких слоях народа вздох облегчения. 3 апреля 1953 года меня и редакторов других важнейших центральных газет вызвали в ЦК партии. Здесь нам было сказано, что тщательной проверкой, проведенной под руководством МВД СССР, была установлена лживость всех обвинений, на которых построено было так называемое "Дело врачей". 4 апреля в печати опубликовано сообщение МВД СССР о прекращении "Дела врачей", как основанного на лживых обвинениях, и о полной реабилитации всех привлеченных по этому делу лиц. Прекращение "Дела врачей" воспринималось всем обществом как конец или, во всяком случае, начало конца тем вопиющим беззакониям и произволу, в условиях которого мы жили не одно десятилетие. Положение Берии могло укрепиться быстро и необратимо. Вот почему Хрущев решил, что нужно действовать безотлагательно. Промедление смерти подобно. Самое сложное и тонкое в подготовке было: как заручиться согласием и активным участием в операции по устранению Берии членов Президиума: всех или не всех посвящать в это дело?
Позже, вспоминая прошлое, я спросил как-то у Н. Хрущева: все ли были единодушны в необходимости устранения Берии? Все ли прошло в этом плане гладко? Он ответил:
- Ну, как вам сказать... Вячеслав (Молотов) сразу, с полуслова, понял все и определил свою позицию. Н. Булганина уговаривать не пришлось. Самым сложным казался на первых порах вопрос о Маленкове. Все знали о закадычной дружбе его с Берией... Как тут подступиться?
Но я видел, что и Егору (Маленкову) не по себе. Он ведь тоже, как и все мы, понимал, что Берия торопится занять место Сталина и что в его руках такие средства, что он может с любым из нас сделать все, что угодно... Наконец, вижу, Егор сам начал меня прощупывать. Один раз, другой осторожно сказанул мне, что Лаврентий "все осложняет". Постепенно я увидел, что Егора допекло, и рискнул на разговор.
-Значит, единодушно действовали? - спросил я Хрущева. Фыркнув очень характерным для него "пф", Хрущев сказал:
- Анастас (Микоян), как всегда, был обтекаем, и трудно было его понять. Он соглашался с тем, что поведение Берии неподходящее, но заявлял: он же не потерянный человек...
Всем посвященным в дело было ясно, что отстранить Берию демократическим путем невозможно, его сообщники привели бы в действие всю идеально отлаженную за эти годы машину службы государственной безопасности. Отстранить Берию от занимаемых им постов можно было только путем внезапного ареста и заключения под стражу его и его главных сообщников по МГБ, с тем чтобы все последующие должностные и судебные процедуры осуществлялись в условиях его строгой изоляции.
Кому же поручить проведение такой сложной и конспиративной операции над Берией? При сложившихся условиях в стране оставалась единственная реальная сила, которая могла ее осуществить, - армия, ее высший генералитет... Из состава последнего и была отобрана группа наиболее доверенных лиц, которые ни при каких условиях не сдрейфили бы. В числе других в эту группу входили: маршал Жуков, командующий артиллерией Советской Армии главный маршал артиллерии Неделин, командующий Московским военным округом маршал Советского Союза Москаленко; назначенный вскоре командующим войсками Московского округа ПВО генерал армии Батицкий и некоторые другие. Перед ними и поставлена была задача в назначенный день, час и в назначенном месте арестовать Л. Берию и надежно изолировать его.
Ход событий Н. Хрущев не раз живо рассказывал нам по разным поводам.
- Накануне условного дня члены президиума ЦК заседали. После заседания поехали по домам, на дачи на одной машине втроем: я, Берия и Маленков. Дорогой шутили, смеялись, рассказывали анекдоты. Я хотел всем нашим видом и поведением показать, что все - в полном порядке. Все-таки где-то в душе копошилось сомнение: не пронюхал ли он, подлец, что-нибудь о нашей подготовке? Тогда - хана. Он упредит нас и передушит всех, как цыплят.
Сначала завезли домой Егора. А я решил доставить Берию прямо до порога, чтобы душа была спокойна, что он прибыл домой и до утра останется там, а утром - все свершится. Выйдя из машины, мы еще долго гуляли, и я горячо говорил ему, какие он большие и толковые вопросы после смерти Сталина сумел поставить...
- Подожди, Никита, - отвечал явно польщенный Берия, - это только начало. Все решим. Кто нам теперь помешает? И сами жить будем по-другому. Работать будем по-другому. Вот я уже предлагал вам, а вы все ежитесь, канитель разводите. Давайте я своими строительными организациями каждому члену президиума построю по особняку: один в Москве или под Москвой, как хочешь, другой - на Кавказе, на Черном море: хочешь - Крым, хочешь - Пицунда, где хочешь. И вручить каждому члену президиума особняки от имени правительства в собственность: пускай живут. Пускай дети живут. Пускай внуки живут. Что, мы не заработали себе таких пустяков?
- Верно, верно, Лаврентий, надо подумать об этом.
- Я, - заключал Хрущев, - долго и горячо тряс его руку. А сам думал: ладно, сволочь, последний раз я пожимаю твою руку... И на всякий случай завтра надо все-таки в карман пистолетик положить. Черт его знает, что может быть... Но все обошлось благополучно и было сработано по плану.
Собрались в Кремле в назначенный час. Как только закрылась дверь за последним из членов президиума, в соседней комнате собрались вооруженные маршалы, готовые к выполнению задания.
Маленков: Прежде чем приступить к повестке дня, есть предложение обсудить вопрос о товарище Берии.
Берия передернулся так, как будто его ударили по лицу:
- Какой вопрос? Какой вопрос? Ты что несешь?!
Но Лаврентию Берии сказано было в лицо жестко и гневно все, что нужно было сказать, и прежде всего главное: что он метит в новые диктаторы, что он поставил органы государственной безопасности над партией и правительством, что он замыслил и разыгрывает свои собственные планы. В первые минуты Берия был ошарашен. Конвульсивно подергиваясь, он переводил расширенные холодные рыбьи глаза с одного члена президиума на другого: что это такое? Подкоп под него? Сговор? Он дико озирался вокруг, словно искал какую-то заветную кнопку, которую достаточно будет нажать, чтобы вся его чудовищная истребительная машина пришла в движение.
Но с каждым мгновением он не столько понимал разумом, сколько ощущал всем холодеющим нутром, что это - не недоразумение. Это что-то страшное и неотвратимое. А когда было сказано, что он арестован и будет предан следствию и суду, зелено-коричневая краска поползла по его лицу - от подбородка к вискам и на лоб.
В зал заседаний вошли вооруженные маршалы. Они эскортировали его до машины. Решено было содержать его в специальном арестантском помещении Московского военного округа и под воинской охраной. Туда и был доставлен этот государственный преступник. Дни и ночи специальная охрана из отобранных офицеров под наблюдением маршала Батицкого несла здесь конвойную службу...