То, что банан - многолетняя трава, знают у нас не все. Зато всем у нас, надо полагать, даже детям, известно: родина бананов - Россия. Подтверждением этого факта, абсурдного с точки зрения науки, может служить роман Михаила Иванова. Банан - не только многолетняя трава, и не только название книги, выпущенной в свет издательством Ad Marginem, это еще и прозвище автора этой книги. Рос Миша Банан в Москве, на Ленинском проспекте. Дружил, влюблялся, сочинял стихи, дрался, поворовывал, пьянствовал. Последнее занятие, пожалуй, было наиглавнейшим. По крайней мере, все остальные забавы проходили на непритязательном алкогольном фоне. Что ж, как говорится, время было такое - 60-е, 70-е... Не случайно в книге есть места, которые по достоинству сможет оценить любой пьющий или пивший когда-то более или менее гражданин (скорее все-таки более, нежели менее). "После выпитого и съеденного друзья, обнявшись, - рука на плече товарища - так сейчас уже не ходят, ибо народу стало известно кое-что о гомосексуалистах и прочих сексуальных меньшинствах, - пошли по направлению к обрыву, где вечерами и ночами собирались и пили, играли на гитарах и балдели такие же, как они, юные любители жизни. И вот когда они так, обнявшись, шли вдоль улицы, Вселенная вдруг сместилась, но они этого не заметили и продолжали идти, увлеченные задушевным разговором. Они заметили тот факт, что Вселенная с ее огромным звездным небом как-то сместилась сама вроде по себе, но они не заметили того, что это они сами упали в канаву и продолжали делать ногами шагательные движения".
Новый роман можно смело отнести к жанру нон-фикшн. Это одновременно и мемуары, и исповедь, и дневник, и руководство, как окончательно не свихнуться или свихнуться неокончательно, бухая без просыпу 30 с лишним лет. Некоторая небрежность текста лишь добавляет книге шарма правдивости. Примечательно, что автор, не скрывая автобиографичности и документальности своего произведения, пишет о себе в третьем лице: "Миша всему этому очень удивился, но виду не подал. Он подумал, что винища больше достанется". Решает ли Банан этаким отстранением проблему собственного "я", с которым, судя по дневниковым записям, у него сложились не самые простые взаимоотношения, или нарочно использует этот прием, подчеркивая свое авторство и непричастность Банана теперешнего к тому, каким он был в далеком и недалеком прошлом, - судите сами.