ВЕСТЬ о том, что в доме N 214 по проспекту Гагарина поселили политического ссыльного, в
ВЕСТЬ о том, что в доме N 214 по проспекту Гагарина поселили политического ссыльного, в одночасье облетела в тот январский день микрорайон Щербинки. Шел 1980 год, и, казалось, времена репрессий давно канули в прошлое...
Андрея Сахарова вместе с женой Еленой Боннэр разместили на первом этаже высотки, в четырехкомнатной квартире, служившей ранее гостиницей при одном из закрытых НИИ. У входа обосновался стационарный пост милиции, в задачу которого входило никого не пускать к опальному ученому. Рядом с подъездом постоянно дежурила черная "Волга". На другой стороне улицы - еще одна. В двух квартирах соседних домов оборудовали "пункты наблюдения": один следил за входом в дом, другой просматривал и прослушивал квартиру. И догадываясь об этом, муж и жена иногда обменивались записками.
Их охраняли как опасных преступников. Академик не имел права выезда из закрытого города Горького, обязан был три раза в месяц отмечаться в милиции. Люди в штатском сопровождали его всюду - ехал ли он на рынок или просто прогуливался возле дома. Он был практически лишен возможности общаться с внешним миром: телефонные переговоры - только из специального пункта связи, вся переписка контроливалась. Единственным связующим звеном была Елена Георгиевна, Люся, как он любовно ее называл. Она могла ездить в Москву. И так - долгие семь лет. Вдруг 15 декабря 1986 года в квартире установили телефон, а уже на другой день ему позвонил президент СССР Михаил Горбачев и сообщил, что чета Сахаровых может выехать в Москву. Взяв самое необходимое, они в тот же вечер сели в поезд.
Андрею Сахарову посвящены тысячи публикаций, множество книг. И все же для многих остается загадкой, почему ученый с мировым именем и в то время еще не обиженный властями, посвятивший лучшие годы жизни созданию термоядерного оружия, вдруг восстал против его испытаний и применения, а потом и вовсе стал диссидентом-правозащитником.
По мнению директора сахаровского музея Любови Потаповой, чтобы понять это, надо обратиться и к родословной ученого. Прадед его был священником, служил в Георгиевской церкви Нижнего Новгорода. Дед Николай Иванович - юрист по образованию, один из соавторов вышедшей в 1907 году книги "Против смертной казни". А отец Дмитрий Иванович - физик, преподавал в московских гимназиях, издал несколько учебников.
Андрей Сахаров с юношеских лет тоже увлекся физикой. С отличием окончил МГУ и был направлен в суперсекретный город "Арзамас-16". Он, как и Игорь Курчатов, Юлий Харитон и другие именитые ученые, свято тогда верил, что, создавая термояд, они способствуют установлению равновесия между двумя противоборствующими политическими системами. Верил, пока после первых испытаний, особенно гигантского взрыва на Новой Земле, не убедился, какую страшную опасность для человечества представляет это чудовищное оружие.
Сахаров первым открыто выступил за ограничение испытаний ядерного оружия. Затем в газетах многих стран появляются его статьи о нарушениях в Советском Союзе прав человека. Его отстраняют от работы в Федеральном ядерном центре и отправляют в Москву. В Горький же его выслали без суда и следствия после публикации в немецкой "Ди вельт" и американской "Нью Йорк-таймс" статьи, осуждающей ввод советских войск в Афганистан.
Так они оказались в чужой квартире с казенной мебелью. Одна из достопримечательностей музея - стол, который отремонтировал сам Андрей Дмитриевич. Он тщательно перевязал крепление ножки плотным слоем проволоки...
За ним не просто следили. Дважды загадочно исчезала рукопись его книги. И дважды он восстанавливал ее по памяти. Вот как однажды, по рассказу самого Андрея Дмитриевича, это было.
"Кража произошла днем на площади около речного вокзала в центре города Горького, в то время, когда моя жена пошла за железнодорожным билетом. Я сидел в машине на переднем сиденье, а сумка с рукописями и документами лежала на полу сзади водительского кресла. Некто, заглянув в окно, обратился ко мне с вопросом, я ему ответил, затем в моей памяти провал... Я предполагаю, хотя и не могу юридически доказать это, что против меня был применен наркоз мгновенного действия..."
Трижды за время горькой жизни в городе Горьком Андрей Дмитриевич объявлял голодовки. Причина их носила личностный характер. В результате одной разрешили выезд в США невесте сына Елены Боннэр - Лизе Алексеевой. После другой сама Елена Георгиевна смогла подлечиться в Штатах.
Каким же остался Андрей Дмитриевич в памяти нижегородцев, жильцов дома N 214?
Екатерина Васильевна Чумичева, работавшая в то время на мясокомбинате, а ныне пенсионерка, вспоминает:
- Прихожу на работу, а мне мастер заявляет: "Вас срочно вызывает директор!" Я сроду в директорском кабинете не была, перепугалась, конечно. А директор, увидев это, стал успокаивать: "Не волнуйтесь, у меня к вам всего одна просьба. Вы слышали, что в ваш дом нового человека привезли?" "Слышала", - отвечаю. - "Так вот, чтоб никаких контактов с ним. Все понятно?" "Понятно", - говорю.
А как же их, этих контактов, избежать? Он всегда такой приветливый, вежливый был. Никакой озлобленности. Здоровался первым. Конечно, я отвечала.
- А я не раз видела, как хулиганы его "Жигуленку" то шины прокалывали, то краской мазали, а однажды каким-то особым клеем газету на стекло приклеили, - вступает в разговор жительница седьмого этажа Клавдия Дмитриевна Ручьева. - Он воспринимал это спокойно, всегда сам возился с машиной. Газету ту, сама видела, он бритвенным лезвием не спеша соскабливал. А когда в магазин за продуктами ходил, а там пивнушка рядом, так мужикам всегда на кружку пива денег давал...
К юбилею А. Сахарова городские власти наконец-то отремонтировали музей.
Обновилась и экспозиция, но, к сожалению, только в той части, которая имеет отношение к научной деятельности академика. Получить какие-либо новые материалы из дела Сахарова в местном управлении ФСБ музею не удалось. Не увенчалась успехом и моя попытка ознакомиться с ними. Дело Сахарова, заявили мне, отправлено в Москву.