Продюсер знаменитых документальных фильмов "Птицы" и "Микрокосмос" Кристоф Барратье к собственному творчеству подходит тщательно, подобно трудолюбивому муравью: готовясь к фильму "Париж! Париж!", он переслушал множество народных французских песен, читал книги по истории, рассказывающие о Франции середины 30-х, когда к власти пришел Народный фронт, и пересмотрел, по собственным словам, все фильмы того времени, в которых фигурировала столица Франции, для того чтобы в его картине она выглядела идеально. В результате "Париж! Париж!" снимался в Праге, поскольку в самом Париже идее картины соответствовали только две улицы на Монмартре.
Монмартр - одно из тех мест, куда непременно устремляются туристы в поисках своего собственного, вымечтанного, идеального Парижа и за сувенирами. Фильм Кристофа Барратье - тоже своего рода сувенир, расписная музыкальная шкатулка, набор открыток с видами. Они банальны, но трогательны, и им можно всласть поумиляться, как маленьким певцам из первого фильма Барратье "Хористы", принесшего режиссеру номинацию на "Оскар" и восемь номинаций на "Сезар".
Под звуки аккордеона крутятся и поют герои картины "Париж! Париж!" - куколки из музыкальной шкатулки. Лысый тихий Пигуаль (Жерар Жюньо) мечтает возродить погубленный злым бизнесменом Галлапиа (Бернар-Пьер Доннадье) театр-варьете "Шансония". Плохой комик Жаки Жаке (Кад Мерад) выдает шуточки про уточек. Гордый рабочий (Кловис Корнийяк) бродит по крышам и любит певунью-блондинку (Нора Арнезедер). Услышав голос блондинки, поэт-песенник (Пьер Ришар), 20 лет просидевший затворником у радиоприемника, решает выйти из комнаты и предложить девушке песню о дроздах. Скоро будет война, но о ней пока речи не идет. У жителей предместья собственные предательства и трагедии, выглядящие в фильме необходимой горчинкой, оттеняющей сладость и нежность всего остального.
И наверняка это очень приятное ощущение - после столкновения с жестоким и безапелляционным реализмом природы иметь возможность работать с придуманным миром, который охотно подчиняется тебе, гнется в любую сторону и превращается то в поющий ангельскими голосами хор, то в открыточный, сладковатый, анисовый, как пастис, Париж мечты, которого никогда не было и не будет.