- Вот, стоит только захромать, чтобы тебе захлопали, - ворчит старик как бы себе под нос. Публика смеется, оценив ироничную реплику. Но тут же становится не до смеха, ибо режиссер начинает говорить всерьез - о значении искусства оперы. О том, как надо дорожить гениальным наследием Моцарта, Мусоргского, Прокофьева и других великих, давших вечные ответы на самые каверзные вопросы жизни. О том, что наше государство не слишком поддерживает искусство, в чем виноваты мы все, это государство создавшие. В кульминационные моменты голос Покровского возвышается до громовой мощи, которой никак не ожидаешь от 95-летнего старца. И, может быть, именно это производит самое сильное впечатление. Вот тогда со всей отчетливостью понимаешь: только у истинно великого искусства могут быть такие страстные служители.
Свой 95-летний юбилей Борис Покровский встречает в работе - ставит комическую оперу Доменико Чимарозы "Тайный брак". В перерывах репетиции удалось задать мастеру несколько вопросов.
- Борис Александрович, некоторые актеры младше вас на два, а то и три поколения. Легко ли с ними устанавливается контакт?
- Это по-разному - я знавал всяких актеров. Были знаменитости, которые приходили ко мне на репетиции, заранее намереваясь устроить скандал, показать, какой я никудышный режиссер. И через 10 минут становились моими поклонниками. А я - их поклонником. Но с опытом - а честнее говорить, со старостью - приходит много неприятных проблем. С какими-то я уже смирился. Распрощался с давней мечтой о том, чтобы в России все оперы шли по-русски. Понимаю, наш театр востребован в различных странах и приходится приноравливаться к мировой практике - петь на том языке, на котором написал оперу композитор. Но с одной неприятной проблемой, тоже пришедшей с возрастом, смириться трудно: ты не получаешь от людей того, чего ждешь. Например, вчера была первая репетиция с молодыми, совершенно не знакомыми актерами - они только-только пришли из ГИТИСа. И понимаете, меня поразило: они несмелые! Мне в них не хватило очень важного вещества под названием "нахалин".
Это не то же самое, что нахальство. К сожалению, бывают случаи, когда исполнители, не желая переутомляться, даже сказываются больными и срывают спектакли. Я тогда напоминаю им о великих актерах прошлого, которые не чурались играть в самых маленьких городках по 5, по 10 спектаклей подряд, если это нужно публике. Угождение душе народной, которая жаждет театра, - вот священный долг актера! Актер должен влюбляться в свою роль и ради нее быть готовым на все. Он должен буквально брать режиссера за грудки, вытаскивать из него: "Ну скажи мне, в чем суть образа, ну съязви, даже уколи, чтобы мне стало больно и чтобы мир содрогнулся от моей боли!" Но нет, сегодня молодые актеры воспитаны слишком хорошо - очень вежливы, милы... Но этого мало! Мне хочется, чтобы они меня будоражили!
- Как вы относитесь к поветрию среди оперных режиссеров - осовременивать сюжеты классического произведения? Скажем, делать из Травиаты проститутку, промышляющую у шоссе в районе Химок...
- Невежество, помноженное на спекуляцию! У Верди, как и у любого великого композитора, - свой образный мир. Эти гении продумывали все до мельчайших деталей, прописывая их в партитуре. Я подозреваю, что многие современные режиссеры просто не имеют достаточного музыкального образования, чтобы эти партитуры читать. До сих пор в душе низко кланяюсь Елене Фабиановне Гнесиной, занимавшейся со мной на рояле. Великим артистам Большого театра - Рейзену, Пирогову, Козловскому, Лемешеву, Барсовой, Михайлову, в работе с ними оттачивалось мое театральное ощущение музыки. Знаменитый композитор Стравинский, приехав в Россию в 62-м году, одобрил мою постановку "Войны и мира" и сказал замечательные слова: "Вас будут уважать до тех пор, пока вы не начнете улучшать классиков". Слово "улучшать" он произнес, как вы понимаете, с ироничной интонацией... Я убежден, что за пошлость надо сажать в тюрьму. Хотя говорить об этом считается неприличным, у нас теперь демократия...
- Да уж того и гляди, в сталинисты вас запишут...
- Между прочим, лично ко мне Сталин относился неплохо. Даже когда ему донесли, что я, в ту пору уже главный режиссер Большого театра, отказался от предложения вступить в компартию (в которую так никогда и не вступил). Он немного помолчал и сказал: "Нэ трогайте Покровского, он укрепляет блок коммунистов и беспартийных..." Конечно, я Сталина не идеализирую. У меня к нему две личных претензии: как он мог допустить, чтобы в стране под названием Россия били человека по имени Всеволод Мейерхольд?! Я даже не говорю - убили, это страшно, но били! Это хуже, чем страшно, это низко, подло! И вторая претензия - уничтожили мою тещу, добрую и умную женщину, прекрасную переводчицу, которая неосторожно сказала корреспонденту западной газеты правду о том, какую мизерную зарплату она получает. И ее арестовали, она погибла...
- Вопрос, который не могу не задать: откуда черпаете удивительные жизненные силы?
- За них я должен прежде всего сказать спасибо папе и маме. А еще тем замечательным людям, которые встречались мне на моем долгом пути. Старшим коллегам по оперному театру города Горького (теперь он вновь Нижний Новгород), куда меня, мальчишку, послали работать режиссером. Тому генералу, который во время войны сказал мне: "Вы что, хотите по морде получить за ваши оперы? Давайте нам оперетты - "Сильву", "Холопку"! Солдату радость нужна, его рассмешить надо. А уж как победим - ставьте на здоровье вашего "Ивана Сусанина"... Вот кому я благодарен - великому русскому театру, великой русской культуре, великому русскому народу. Что я был бы без них? Маленький, немощный человечек.
Ну а если говорить конкретно о сегодняшнем дне - меня "держит" один очень въедливый итальянец. Композитор. Зовут Доменико Чимароза. Автор оперы, которую он написал специально для России. Довольно давно написал - лет 200 с гаком назад. И с тех пор ее у нас ставили считанные разы, хотя опера - тут я с синьором Доменико совершенно согласен - отменная. И вот приходится мне репетировать по нескольку часов в день. Хотя устал я чертовски, и спать хочется, и в туалет надо (а путешествие в туалет в моем возрасте - отдельное приключение). Но Чимароза не дремлет, скидок не дает. Стоит только мне чуть-чуть расслабиться, он: "Я тебе расслаблюсь на рабочем месте!.."
АКТЕРСКИЕ БАЙКИ О ПОКРОВСКОМ
Режиссерский девиз Покровского - работать всюду, где для этого есть условия. А также там, где этих условий нет. Cудите сами: Борис Александрович способен проходить с актерами мизансцены в купе поезда, в автобусе, на палубе теплохода... Вот несколько маленьких историй, рассказанных старейшим актером Камерного музыкального театра, писателем и журналистом Анатолием Бойко.
В 1975 году проходили репетиции оперы современного русского композитора Александра Холминова "Шинель" по Гоголю. Покровский разрывался между Большим театром и созданным им в 1972 году Камерным музыкальным. Зачастую у него не было времени, чтобы доехать до Сокола, где располагался Камерный театр. Так, на одну из первых репетиций он пригласил Бориса Дружинина - исполнителя роли Башмачкина - к себе домой. Войдя в тесную комнату, певец увидел четыре сдвинутых стула - так Покровский изобразил кровать Башмачкина. "Ну, ложитесь, начинаем работать", - скомандовал режиссер. За одну "лежачую" репетицию удалось пройти чуть ли не пол-оперы.
В деле Борис Александрович очень требователен, даже деспотичен. Особенно когда актеры не исполняют точно требования, работают, как говорится, в полноги. Тут же из его уст они слышат: "Бездарности, хорье (очевидно, от слова "хор". - А.Б.), звучкодувы, разгоню к чертовой матери, бродяг с улицы наберу - они лучше вас споют и сыграют..." А в быту Покровский прост и демократичен. Здоровается, дружески спрашивает: "Ну как дела, старик?.."
Во время долгих переездов, случающихся в зарубежных гастролях, он не требовал себе шикарный лимузин, а садился со всеми в автобус. То же самое повторялось в гостинице: Покровский поселялся в самом обычном номере. Забавно: как все советские люди, он брал с собой в заграничную командировку стандартный набор - кипятильник, термос и маленькую электроплитку. Помню, как после утомительного переезда мы прибыли в итальянский город Турин. На артистов произвело впечатление, как ярко освещено красивое здание отеля со звучным именем "Джузеппе Верди". Один из ветеранов труппы усмехнулся: ничего, мы им сейчас устроим энергетический кризис... Как в воду глядел: войдя в номера, все пожелали побаловаться чайком и врубили свои кипятильнички. Тут же погас свет. Коридоры гостиницы заполнились смесью возмущенных возгласов и смеха. Когда первое возбуждение улеглось, мы услышали из черноты коридора неподражаемый голос нашего театрального патриарха: "Ребята, врубайте не все сразу. Я же постарше вас, не такой прыткий - даже не успел свой кипятильник включить. А чайку попить хочется..."
На одной из последних репетиций оперы "Двенадцатая серия" Холминова по рассказу Шукшина "А поутру они проснулись" Покровский метал громы и молнии: все плохо, придется отменять премьеру... Особенно досталось мне, исполнявшему роль Социолога. Я попытался возразить, чем только подлил масла в огонь... Конечно, Борис Александрович отчасти свой гнев сыграл - ведь настоящий режиссер в душе еще и актер. Во всяком случае премьеру он не отменил, зато мы под впечатлением от разноса отработали на совесть, спектакль имел успех... По театральной традиции собрались после представления за "рюмкой чая". Я все еще пребывал под впечатлением критики в мой адрес. Тогда Борис Александрович сам подошел ко мне: "Все сердишься? Брось, давай выпьем!"
Вот так же и мы, актеры, соратники Покровского, говорим сегодня ему: "Простите, Борис Александрович, если когда-то чем-нибудь вас огорчили. Здоровья Вам и многие лета!"