"СОЛНЦЕ МОЕЙ ЖИЗНИ - ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ"

О цене этого счастья вы узнаете, познакомившись с письмами, дневниковыми записями,

О цене этого счастья вы узнаете, познакомившись с письмами, дневниковыми записями, воспоминаниями - использованными в новой книге Владимира Лобаса "Достоевский".
Николай Достоевский - Андрею Достоевскому. 25 марта 1867 года
Брат Федор женился... Жена его двадцати лет, очень миленькая, отлично образованна и, главное, бесконечно добрая.
Достоевский
(...) Разница в летах ужасная (20 и 44), но я все более убеждаюсь, что она будет счастлива. Сердце у ней есть, и любить она умеет.
Анна Достоевская
(...) мы делали "свадебные визиты"... (...) вечер [мы] поехали провести у моей сестры. Весело поужинали... Федор Михайлович был чрезвычайно оживлен и что-то интересное рассказывал моей сестре. Вдруг он прервал на полуслове свою речь, побледнел, привстал с дивана и начал наклоняться в мою сторону. Я с изумлением смотрела на его изменившееся лицо.
Но вдруг раздался ужасный, нечеловеческий крик...
Впоследствии мне десятки раз приходилось слышать этот "нечеловеческий" вопль, обычный у эпилептика в начале приступа. И этот вопль меня всегда потрясал и пугал. Но тогда, к моему удивлению, я нисколько не испугалась, хотя видела припадок эпилепсии первый раз в жизни...
Анна Достоевская
(...) Чтобы спасти нашу любовь (- думала я -), необходимо хоть на два-три месяца уединиться... Я глубоко (была) убеждена, что тогда мы с мужем сойдемся на всю жизнь и никто нас более не разлучит. Но откуда взять денег на эту столь необходимую нам обоим поездку? - раздумывала я, и вдруг одна мысль промелькнула у меня в голове: "А что, не пожертвовать ли мне ради поездки всем своим приданым?" Мой план - заложить все мои вещи...
Достоевский
(...) Как я выехал и с какими причинами? Главных причин две:
1) спасать не только здоровье, но даже жизнь. Припадки стали уж повторяться каждую неделю, а чувствовать и сознавать ясно это нервное и мозговое расстройство было невыносимо.
2-я причина - мои обстоятельства: кредиторы ждать больше не могли... долговое отделение (т.е. заключение в долговой тюрьме) с одной стороны было бы мне даже очень полезно: действительность, материал, второй "Мертвый дом"... но ведь я только что женился...
Анна Достоевская
Мы уезжали за границу на три месяца, а вернулись в Россию через четыре с лишком года. За это время произошло много радостных событий в нашей жизни, и я вечно буду благодарить Бога, что он укрепил меня в моем решении уехать за границу. Там началась для нас (с мужем) новая, счастливая жизнь...
Анна Достоевская
Прошло недели три нашей дрезденской жизни, как однажды муж заговорил о рулетке (мы часто с ним вспоминали, как вместе писали роман "Игрок") и высказал мысль, что если бы в Дрездене он был теперь один, то непременно бы съездил поиграть на рулетке...
Я стала уговаривать мужа поехать в Гамбург на несколько дней...
Достоевский - Анне Достоевской. 12 мая 1867 года. Из Гамбурга - в Дрезден
Аня, милая, друг мой, жена моя, прости меня, не называй меня подлецом! Я сделал преступление, я все проиграл, что ты мне прислала, все, все, до последнего крейцера, вчера же получил и вчера проиграл. Аня, как я буду теперь глядеть на тебя, что скажешь ты про меня теперь! Один твой суд мне и страшен! Можешь ли, будешь ли ты теперь меня уважать!.. Ведь этим весь брак наш поколебался.
(...) Я так верил в небольшой выигрыш... теперь, после такого урока, я вдруг сделался совершенно спокоен за мою будущность. Теперь работа и труд, работа и труд, и я докажу еще, что я могу сделать!.. Аня, только бы любви твоей мне не потерять.
Стенографический дневник Достоевской 1867 года. Баден-Баден.
(...) Федя взял десять золотых. Чтобы попытать счастия.
(...) ушел, а я заснула немного... как вдруг, открыв глаза, увидела у моего изголовья Федю. Он был ужасно расстроен. Я поняла, что он, вероятно, проиграл эти десять золотых. Так и случилось. (Но) я тотчас же стала его упрашивать не сокрушаться и спросила, нужно ли ему достать еще. Он попросил еще пять. Я тотчас дала, и он ужасно как благодарил...
Достоевский - Аполлону Майкову. Из Баден-Бадена - в Санкт-Петербург
(...) если б Вы знали, что (жена) теперь для меня значит. Я ее люблю, и она говорит, что она счастлива, вполне счастлива, и что не надо ей ни развлечений, ни людей и что вдвоем со мной в комнате она вполне довольна.
Стенографический дневник 1867 года. 7 июля. Баден-Баден
(...) за обеды не заплачено за 3 дня, а завтра придется платить за квартиру, но чем?..
Федя заложил по дороге свое обручальное кольцо за 20 франков, но, как назло, не взял ни одного удара... полежал несколько времени очень грустный и пошел на рулетку, взяв с собою мое обручальное кольцо.
Достоевский
(...) Стал свои последние (вещи) закладывать. Стал закладывать платье, (жена) все свое заложила... Как утешала она меня. Как скучала в треклятом Бадене, в наших двух комнатках над кузницей, куда мы переехали...
Стенографический дневник 1867 года. 26 июля. Баден-Баден
(...) В 12 часов пришел Josel (портной, принимавший в заклад одежду. - В.Л.), Федя отдал ему свой фрак, жилет и брюки и пальто...
Федя отправился на рулетку, где и проиграл (четыре флорина)... сегодня (он) был в удивительно смешливом состоянии, все время хохотал ужасно. Мы всегда так: когда у нас горе, то мы с ним хохочем, как сумасшедшие.
Достоевский
(...) как только переехал в Женеву, тотчас же начались припадки, да какие!.. Каждые 10 дней по припадку, а потом 5 дней не опомнюсь. Пропащий я человек!..
Анна Достоевская - Анне Майковой, жене Аполлона Майкова. Октябрь 1867 года. Из Женевы - в Санкт-Петербург
(...) о возвращении в Петербург я думаю просто с ужасом: я здесь так счастлива, мы так спокойно, мирно и дружно живем, что я боюсь, что в Петербурге все это кончится: наши кредиторы, родственники со своими нуждами и (Паша) с своими вечными придирками и объяснениями решительно расстроят нашу славную, дорогую мне жизнь.
Стенографический дневник 1867 года. 12 октября. Женева
Утром я все гладила и стирала платки и мое черное шелковое платье, чтобы оно было в порядке. Оно уж так разорвалось, что сколько его ни починяй, ничего не выходит. Я просто не знаю, в чем я скоро буду ходить.
Достоевский - Анне Достоевской. 6 ноября 1867 года. Из Саксон ле Бен - в Женеву
Аня, милая, бесценная моя, я все проиграл, все, все!
О, ангел мой, не печалься и не беспокойся! Будь уверена, что теперь настанет наконец время, когда я буду достоин тебя и не буду более тебя обкрадывать, как скверный, гнусный вор! Теперь роман, один роман спасет нас!.. Никогда, никогда я не буду больше играть...
Стенографический дневник 1867 года. 4 декабря. Женева
Ходила закладывать два шелковых платья, получив деньги, сказала, что будто бы это прислала мне мама...
Анна Достоевская
(...) (ночью) я поняла, что наступают роды... как ни жаль мне было тревожить моего больного мужа, но (я) решила его разбудить. И вот я тихонько дотронулась до его плеча. (Он) быстро поднял с подушки голову и спросил:
- Что с тобой, Анечка?
- Кажется, началось, я очень страдаю! - отвечала я.
- Как мне тебя жалко, дорогая моя! - самым жалостливым голосом проговорил мой муж, и вдруг голова его склонилась на подушку, и он мгновенно уснул... Я поняла, что Федор Михайлович находится в таком состоянии, что пойти за (акушеркой) не может, и что, не давши ему подкрепить свои расшатанные нервы продолжительным сном, можно было вызвать новый припадок. (...) ужасную ночь я тогда провела...
Анна Достоевская
(...) в течение (этих) четырех с лишком лет, проведенных нами в добровольной ссылке, нас постигли тяжкие испытания: смерть нашей старшей дочери, болезнь Федора Михайловича, наша постоянная денежная нужда... несчастная страсть Федора Михайловича к игре на рулетке и невозможность вернуться на родину, но испытания эти послужили нам на пользу: они сближали нас, заставляли нас лучше понимать и ценить друг друга и создали ту прочную взаимную привязанность, благодаря которой мы были так счастливы в нашем супружестве.
"Достоевский в изображении своей дочери"
Когда кредиторы (покойного) дяди Михаила услышали, что Достоевский вернулся в Петербург, они поспешили к нему и снова стали грозить бросить его в тюрьму. (...) моя мать вступила в борьбу... Она увещевала, взывала к рассудку, отыскивала других ростовщиков, у которых брала в долг деньги, чтобы удовлетворить самых нетерпеливых...
Мария Стоюнина - гимназическая подруга А. Сниткиной.
Она самоотверженно стала слугою Достоевского - слугою и матерью не только детей, но и его. Как опытная стенографистка, она ведет стенографическую запись его сочинений, ведет корректуру, переговоры с типографией.
Анна Достоевская
Начало 1873 года мне особенно памятно благодаря выходу в свет первого изданного нами романа "Бесы". Этим изданием было положено начало нашей общей с (мужем)... издательской деятельности...
В те времена никто из писателей не издавал сам своих сочинений...
"Биография в датах и документах". 4 июня 1874 года
Достоевский уезжает... для лечения в Эмс (курорт в Германии)...
Достоевский - Анне Достоевской. Из Эмса - в Старую Руссу
(...) я ни одной женщины не знаю равной тебе... и ложась спать (это между нами), думаю о тебе уже с мученьем, обнимаю тебя мысленно и целую в воображении всю (понимаешь?).
(...) Ты говорила, что я, пожалуй, пущусь за другими женщинами здесь, за границей. Друг мой, я на опыте теперь изведал, что и вообразить не могу другой, кроме тебя. Не надо мне совсем других, мне тебя надо... нет в этом отношении никого лучше моей Анечки...
Анна Достоевская - Достоевскому. 14 февраля 1875 года. Из Старой Руссы - в Санкт-Петербург
(...) Позволь мне тебя поздравить, дорогой мой муженек, с завтрашним днем. 15-го февраля исполнится восемь лет, как мы женились!
Восемь лет! Как они быстро прошли. Голубчик мой, я была все эти восемь лет очень счастлива и знаю, что никто другой не дал бы мне столько счастья...
Достоевский - Анне Достоевской. Из Эмса - в Старую Руссу
(...) пишешь, что любишь меня и скучаешь... Анька, идол мой, милая, честная моя (зачеркнуто слово), не забудь меня. А что идол мой, Бог мой - так это так! Обожаю каждый атом твоего тела и твоей души, и цалую всю тебя, всю...
Анна Достоевская - Достоевскому. 18 июля 1876 года. Из Старой Руссы - в Эмс
(...) письмо твое до того меня тронуло, что я чуть не заплакала. Как я благодарна тебе и как я счастлива твоим письмом. Дорогой мой, я горжусь твоей любовью чрезвычайно, но часто думаю, что совсем не заслужила такой любви.
Я такая обыкновенная женщина, золотая середина, с мелкими капризами и требованиями и имеющая разве одно достоинство, что искренно и беззаветно вас всех люблю четверых. И вдруг меня любит самый великодушный, благородный, чистый, честный, святой человек!
Дивлюсь я на тебя. Как ты можешь любить такую старую и некрасивую женщину, как твоя Анька.
Достоевский - Анне Достоевской. Из Эмса - в Старую Руссу
Ты приписываешь, "как я могу любить такую старую и некрасивую женщину, как ты". Тут ты уж совершенно лжешь. Для меня ты прелесть, и подобной тебе нет. Да и всякий человек с сердцем и вкусом должен сказать это, если приглядится к тебе, - вот почему я иногда и ревную тебя.
Ты сама не знаешь, какая прелесть твои глаза, твоя улыбка и твое одушевление в разговоре. Вся вина в том, что ты мало бываешь в людях, а то сама бы подивилась своим победам... Анька, царица моя и госпожа души моей, я пожертвовал бы всем и даже приливами ревности, если б ты полюбила выезжать и развлекаться. Как бы я был счастлив мыслью, что тебе весело. А если б ревновал, то мстил бы тебе любовью...
Достоевский - Анне Достоевской. 24 июля 1876 года. Из Эмса - в Старую Руссу
(...) Ты и сама не подозреваешь своих способностей. Ты ведешь не только целый дом, не только дела мои, но и нас всех, капризных и хлопотли-
вых, с меня начиная до Леши, ведешь за собою.
(...) Ты ночей не спишь, ведя продажу книг и "контору" Дневника... Но сравнительно с тобою это все мелочь. Сделай тебя королевой и дай тебе целое королевство, и клянусь тебе, ты управишь им как никто - столько у тебя ума, здравого смысла, сердца и распорядительности.
Анна Достоевская - Достоевскому. 27 июля 1876 года. Из Старой Руссы - в Эмс
(...) люблю так, как ни одна жена еще не любила своего мужа.
Достоевский - Анне Достоевской. 30 июля 1876 года. Из Эмса - в Старую Руссу
(...) красавица моя, свет мой и надежда моя... Дай Бог нам подольше прожить вместе. А что я буду чем дальше, тем больше любить тебя, - это факт!
Достоевский - Анне Достоевской. Из Эмса - в Старую Руссу
(...) как ты можешь дивиться, что я так люблю тебя, то есть как муж и мущина? Да кто же меня так балует, как ты, кто слилась со мной в одно тело и в одну душу. Да все наши тайны на этот счет общие. И я не должен после того обожать каждый твой атом и цаловать тебя всю без насыщения, как и бывает?
Достоевский - Анне Достоевской. 2 августа 1876 года. Из Эмса - в Старую Руссу
(...) А, так и ты видишь меня во сне и, "просыпаясь, тоскуешь, что меня нет". Это ужасно как хорошо, и значит, любишь. Это мне слаще меду. Приеду, зацалую тебя. А ты мне снишься не только во сне, но и днем.
Но обожаю и не за одно это. Ты в высшей степени мне друг - вот что хорошо. Не изменяй мне в этом, напротив, умножь дружбу собственной откровенностью (которой у тебя иногда нет), тогда у нас пойдет в 10 раз лучше. Счастье будет, Анька, слышишь... Люби меня и жди меня.
... Я убедился, Аня, что я не только люблю тебя, но и влюблен в тебя и что ты единая моя госпожа, и это после 12-ти лет! Да и в самом земном смысле говоря, это тоже так, несмотря на то, что ведь, уж конечно, ты изменилась и постарела с тех пор, когда я тебя узнал еще девятнадцати лет. Но теперь, веришь ли, ты мне нравишься и в этом смысле несравненно более, чем тогда. Это бы невероятно, но это так... Цалую тебя... в мечтах моих всю... взасос...
Вдова Достоевского рассказывала
(...) издатели предлагали очень крупную сумму за напечатание этих писем, она не соглашалась.
Анна Достоевская
(...) особенно Федор Михайлович был доволен, когда за два года до кончины ему удалось подарить мне серьги, по одному камню в каждой. Стоили они около 200 рублей... Помню, я одела их в первый раз на литературный вечер, на котором читал муж.
В то время, когда читали другие литераторы, мы с мужем сидели рядом вдоль стены, украшенной зеркалами. Вдруг я заметила, что муж смотрит в стороны и кому-то улыбается, затем обратился ко мне и с восторгом прошептал:
- Блестят, великолепно блестят!
Профессор Л.П. Гроссман. 1922
Недаром Достоевский... посвятил ей свое последнее завершающее произведение "Братья Карамазовы". Анна Григорьевна заслужила эту великую честь, и, конечно, ее имя стоит недаром на первой странице одного из величайших творений мировой литературы.
"А.Г. Достоевская в последние месяцы ее жизни"
Нет в жизни ничего более ценного, как любовь. Больше прощать следует - вину в себе искать и шероховатости в другом сглаживать. Раз и навсегда выбрать себе бога и служить ему на протяжении всей жизни.
Устный рассказ А.Г. Достоевской в изложении Л.П. Гроссмана
(Однажды молодой композитор - это был Сергей Сергеевич Прокофьев - автор оперы на сюжет повести Достоевского) привез мне партитуру с авторским посвящением. В обмен он попросил меня написать что-либо в его альбом... Но когда я уже взялась за перо, молодой музыкант заявил мне:
- Должен предупредить вас, Анна Григорьевна, что альбом этот посвящен исключительно солнцу. Здесь можно писать только о солнце.
И знаете, что я написала: Солнце моей жизни - Федор Достоевский.