- Андрей Георгиевич, известны слова Александра Блока, сказанные им незадолго до своей смерти: "Пушкина убила вовсе не пуля Дантеса, а отсутствие воздуха". Вы с этим согласны?
- Я бы издал закон, запрещающий копаться в биографиях великих людей. Бедные гении, сколько им приписывали романов, грехов, странных поступков, пользуясь тем, что те уже не могут ничего на это возразить. Наталкиваясь на всякие домыслы по поводу биографии Пушкина, мне не терпится предостеречь: "Люди, прекратите судачить, ведь именно из-за всех сплетен, слухов вокруг своей личной жизни Пушкин был убит!" Права была Наталья Николаевна Пушкина, прекратившая какие-либо разговоры о причинах смерти своего супруга и наложившая вето на эту тему. Настоящую свою биографию Пушкин написал сам...
- Тем не менее спустя почти два столетия после смерти поэта выходят новые книги и фильмы, в которых выдвигаются самые разные версии гибели Пушкина. Вы, знающий почти все о первом поэте России, может, назовете имя истинного убийцы поэта? Например, доктор экономики Николай Петраков, посвятивший несколько книг последнему году жизни Пушкина, убийцей поэта называет Николая Первого.
- Как мне кажется, дуэль Пушкина была не роковым стечением обстоятельств, а личным выбором поэта. И это легко понять, если внимательно читать Пушкина. Мне неловко признаваться, но совсем недавно я додумался до одной простой вещи - Пушкин не написал ни одного слова неправды. Поэтому и в своих стихотворениях "Клеветникам России" и "Нет, я не льстец, когда царю...", за которые поэт получил немало нелестных характеристик от либералов, он писал то, во что искренне верил. Только читать эти стихи нужно не с позиции группы, партии или идеологии, а с позиции поэта.
- Пожалуй, вам, увы, одному из немногих удалось избежать произведений на заказ, в угоду власти. Какую цену вы заплатили за свою независимость?
- Мне в жизни повезло, что несколько раз я попадал в среду своих единомышленников, и это меня спасало. Сейчас мало кто помнит ленинградского поэта Глеба Горбовского, он был очень важным человеком в моей жизни: и другом, и учителем. Второй раз мне повезло найти свою среду в лице Резо Габриадзе, Рустама Имбрагимбекова, с которыми я вместе учился на Высших литературных курсах.
- Вы никогда не строили планы оставить Россию навсегда?
- Когда меня сделали невыездным, моей единственной заграницей оставалась Грузия. С помощью своих друзей, среди которых, конечно же, Резо Габриадзе, я открыл для себя Кавказ, в который влюбился с первого взгляда и, что называется, по уши. В годы застоя Кавказ оставался для гонимых художников местом приюта, спасения, радости. Как для бомжей - теплый ночлег, так и для нас в те годы был Кавказ. Фрукты, друзья, вино - всего было в избытке. Но самое главное, что на Кавказе в отличие от других республик нашего Союза еще ценили поэтов, чудаков, романтиков. Впрочем, как недавно выяснилось, моя любовь к Кавказу - генетическая. Изучая как-то историю своего рода и происхождение своей фамилии, я раскопал, что мой предок в пятом колене был черкесом. Так что моя фамилия Битов, как ни странно, черкесская.
Одна переводчица как-то сказала: "У нас все писатели с одинаковыми фамилиями: Белов, Быков, Битов". А ведь в России Битовых больше нет. И тогда я задумался о своих корнях и замыслил книгу о своей семье, которую надеюсь написать.
- Вы забыли еще одного писателя с фамилией, созвучной вашей, - Ивана Бунина. Тогда как в прошлом году получили литературную премию имени Ивана Алексеевича. Кстати, кого вы больше цените - Бунина-поэта или Бунина-прозаика?
- Разумеется, прозаика, хотя сам Бунин был большего мнения о своем таланте поэта. Я никогда не забуду слова замечательного писателя Юрия Казакова, которые он сказал о Бунине: "Как они не понимают (Бунина за его "Окаянные дни" вплоть до середины 50-х годов в России практически не печатали), что таких, как Бунин, больше никогда не будет, что он один такой". А потом Казаков неожиданно добавил: "Как не будет и такого, как я, да и как ты - тоже не будет".
- Вы никогда не хотели писать проще, чтобы стать понятнее и доступнее народу?
- Меня выводит из себя ситуация, когда писатель преднамеренно опускается до уровня читателя. Льстить читателю я считаю самым постыдным делом для писателя. Что касается меня самого, то я изо всех сил стараюсь писать так, чтобы меня стоило читать.
- Известно, что даже самые интеллектуальные писатели грешили любовью к развлекательному чтиву.
- Парадокс, но я не получаю удовольствия ни от прочитанных книг, ни от творческого процесса создания произведения. Более того, я убежден, что если произведение рождается в муках, только тогда оно получается стоящим, но, с другой стороны, от мучений какая может быть радость? Забавно, что книги других авторов я начинаю читать по складам, и если осиливаю несколько страниц, то прихожу к выводу, что книга мне подходит. Как мне кажется, свою литературу нужно искать подобно тому, как мужчина ищет женщину. И обнаружить ее можно в любом месте - даже на улице, в киоске с газетами...Что же касается развлекательного чтива, то я тоже его иногда потребляю, вероятно, для расслабления ума. Так, недавно я прочитал один классический английский детектив, от которого получил удовольствие.
- Андрей Георгиевич, вы представляете своего читателя?
- Мой читатель кажется мне ангелообразным человеком, усиленно пытающимся понять мои книги. Но я никогда не писал для конкретного читателя. Оказавшись под воздействием замысла своего будущего сочинения, как правило, я был слеп и глух к потенциальной читательской аудитории. Тем не менее у меня есть основания полагать, что у моего читателя уже четыре поколения за спиной. Отсюда следует, что я уже старик. Правда, меня самого привлекают только те писатели, которые старше меня, мудрее и опытнее.
- Кого из живых классиков вы считаете своим учителем?
- К счастью, их немало, и даже с некоторыми из них я знаком лично. На следующий год надеюсь встретиться с Маркесом, которого, безусловно, считаю своим учителем. Из русских писателей я могу назвать своими учителями Зощенко, Платонова, Мандельштама. Правда, перед ними я чувствую свою вину. В свое время мне хотелось открыть издательство, чтобы выпускать в том числе и этих писателей. Но жаль, что этой мечте не суждено было осуществиться.
- Зощенко и Мандельштам являются вашими земляками. Получается, вы невольно отдаете предпочтение писателям-петербуржцам. Почему в своей книге "Воспоминание о Пушкине" вы пришли к выводу, что "Петербург пожертвовал себя России"?
- Вы не представляете, как еще совсем недавно в моем родном и любимом городе было тошно жить. Впрочем, на это есть свои причины и свои объяснения. Петербург - преждевременный город, возникший в одночасье на болоте по прихоти царя. А преждевременность - вещь, я бы сказал, опасная, грозная. В результате получилось, что Петр Первый принес себя в жертву Петербургу, а Петербург пожертвовал собой ради России. В свою очередь, Россия принесла себя в жертву XX веку, став его экспериментальной площадкой. Только вот за свое пространство, за свои необъятные просторы мы очень плохо отвечаем.
- Всем известно изречение: "У России две беды - дураки и дороги". Только его безвестный автор (по одной из версий, это опять-таки Пушкин) не дал совета, как с этим бороться...
- Великая тайна, которую унес с собой Пушкин, звалась "разумом". Его-то он нам и завещал, Александр Сергеевич. Правда, другой поэт сказал, что "умом Россию не понять". Впрочем, я уже начинаю повторять слова своего героя - Левы Одоевцева, тогда как в моих последних книгах уже фигурируют его внуки.
- А ваши внуки случайно не пошли по вашим стопам?
- Еще как пошли! Они такие же хулиганы, как и я в молодости. Порой я возмущаюсь их поведением, а потом себя вспоминаю... Права народная мудрость: яблоко от яблони недалеко падает...