.jpg)
Для чего в спектакле Нижегородской оперы перетасовали картины и императоров
Какую премьеру естественнее всего припасти к традиционному фестивалю Нижегородского государственного академического театра оперы и балета имени А. С. Пушкина «Болдинская осень»? Ну конечно «Евгения Онегина». Вопрос чуть сложнее: как сделать, чтобы на оперу, которую за почти 150 лет ее истории ставили сотни раз в лучших труппах мира, повалила публика? Нужна изюминка. Но какая, если мы уже видели в этом сюжете и ружье, стреляющее помимо воли хозяина, и нежную дружбу давно переживших молодые страсти Евгения и Татьяны, и даже карлика-Черномора, словно забредшего сюда из другого, соседнего тома на библиотечной полке? У постановочной команды (дирижер Дмитрий Синьковский, режиссер Сергей Новиков, сценограф Александр Купалян, художник по костюмам Мария Высотская, видеохудожник Дмитрий Иванченко и др.) нашелся ответ. Он далеко не только в «подправленном» (тут-то вмешательство несильное, скорее символическое – просто «Онегин», без первого имени) названии. А в чем тогда, и какова степень убедительности предложенного?
Все начинается так традиционно, что уже это в наше время можно считать шоковым приемом: ранняя осень, дворянская усадьба, варят варенье – правильно, в тазу, в чем же еще. На бледном вечернем небе – абсолютно круглая (в точности по реплике заглавного героя: «глупая») луна. Персонажи одеты в костюмы начала XIX века. Все как в лучших домах!
Сюрреализмом начинает веять во второй картине – сцене письма. В спальне Татьяны гаснет свет, и героиня, что колдунья-панночка, вдруг принимается летать (на крыльях мечтаний?), высвечиваясь то в одном конце черной комнаты, то в другом, то вовсе на головокружительной высоте у бесконечных книжных стеллажей – видимо, с романами, питающими Танину фантазию.
Дальше – спокойствие, читатель! – следует не третья картина с ответом Онегина на письмо Татьяны, а четвертая – бал на Татьянин день, вылившийся в ссору Ленского с Онегиным.
Третью нам, конечно, возмещают, но уже после перерыва, во второй части спектакля. И происходит ее действие не в осеннем саду, как мы привыкли, а в столичном оперном театре, где во время пения неких наяд (в оригинале – крестьянок, собирающих урожай) Онегин, выйдя с Таней в фойе, читает ей свою высокомерную нотацию.
.jpg)
Наконец – ну куда уже деваться – дуэль, ведь она была анонсирована еще картину, нет – две назад! Почему ждать пришлось так долго? Вот тут главная придумка режиссера Сергея Новикова: оказывается, Ленский – не просто неудержимый романтик, он государственный преступник: плеснул шампанским в портрет государя! Правда, сделал это случайно, промахнувшись мимо Онегина, но поди объясни это тупым царским чиновникам! И Онегин, вроде бы добившись у Зарецкого – служителя тюрьмы – разрешения на свидание-поединок прямо в застенке, устраивает…
Впрочем, давайте я поступлю не так, как принято у буквоедов – оперных критиков, а – как действуют кинорецензенты: не спойлерить! Если кого заинтриговал, пусть посмотрят спектакль сами. Тем более что события последних двух картин внешне не так уж сильно отличаются от канонически прописанных. Хотя как сказать – Ленский-то остается жив. Ничего себе «деталь», да? Не раскрывая всех карт, возьму на себя смелость предположить, что это и было главным мотивом режиссера. И тут я Сергея очень даже понимаю. Догадываюсь, что и многие поймут: кому из нас не хотелось, чтобы у любимых нами героев все закончилось хорошо? Ради этого можно и придумать, что действие начинается не при Александре I, как опять же нам привычно, а чуть раньше, в последние месяцы правление Павла, чей портрет «обидел» Ленский, зато продолжается при его сыне, папу не слишком любившем и оттого простившем прегрешение.
Я бы даже нагло подсказал режиссеру – не в этой, конечно, работе, она уже сделана и состоялась, а в следующих: не смирять свою радикальность, а наоборот, идти в ней до конца. Допустим, та же перестановка картин – почему она должна затрагивать только две из них? Почему вообще не переставить все без исключения? Вполне возможно, что это родило бы такие новые смыслы – закачаешься! Право, говорю это без малейшей иронии.
Есть, конечно, загвоздка – музыкальная драматургия, в которой великие композиторы были непревзойденные мастаки, и поправлять их – вроде бы непростительная вольность.
С другой стороны, тот же Петр Ильич работает с такой степенью надежности, а компоненты его творения настолько породнены друг с другом, что как ты части ни переставляй, те или иные связи между ними обязательно проявятся. Например, четвертая картина начинается… с мотива, завершающего вторую! Ну словно специально провоцировал композитор постановщиков на нынешний эксперимент. А то, что при этом поломалось мощное драматургическое крещендо от первой картины к седьмой, действие стало более дробным – что делать, не без потерь. Но Ленского-то спасли!
И как было не спасти такого чудесного, голосистого Владимира! Обаятельный исполнитель его партии Сергей Кузьмин, равно как и актерски, музыкантски точный Константин Сучков (Онегин) – настоящие герои всего постановочного предприятия. Нет, эффектна и вокально, и по-женски одна из лучших отечественных меццо-сопрано Наталия Ляскова, но все же у ее Ольги довольно ограниченная по объему партия. Только это обстоятельство удерживает меня и от развернутых комплиментов в адрес Карины Хэрунц (Ларина), Елены Шевченко (Няня), Владимира Куклева (Трике)… Возвращаясь же к Сучкову, добавлю: этот великолепный солист задействован и в «Евгении Онегине» Пермской оперы, в причудливости ничуть не уступающем нижегородскому, но, конечно, совершенно ином по замыслу. Представляете, каково артисту элементарно не перепутать мизансцены?
А вот Екатерине Ясинской я бы пожелал еще серьезно подумать над ролью. Артистка не обделена ни красотой, ни голосом, но отчего-то ее Татьяна – любимейшая героиня Пушкина и Чайковского, не пожалевших громадного спектра штрихов для ее образа – быстро утомляет однообразием интонаций.
Отдельный поклон – дирижеру Дмитрию Синьковскому. Сыграть Чайковского и в привычном-то варианте совсем непросто. А сохранить, насколько возможно, ту самую внутреннюю логику и естественное перетекание красок в нынешней препарированной версии – просто героизм.