У каждого драматурга есть свои заветные темы. Порой они не совпадают со временем, кажутся
У каждого драматурга есть свои заветные темы. Порой они не совпадают со временем, кажутся устаревшими, но только не для автора, потому что это связано с его судьбой и отношением к жизни. Так случилось, что именно 1949 год стал поворотным в жизни 16-летнего Рощина. Тогда он впервые открыл для себя Николая Гумилева и Анну Ахматову, Бориса Пастернака и Андрея Белого, а сейчас ему захотелось рассказать о том времени, - хотя, кажется, уже все сказано о страшной волне репрессий против "безродных космополитов", прокатившейся по стране за четыре года до смерти Сталина.
Может, "Серебряный век" так и не увидел бы света рампы, если бы не произошла встреча драматурга с режиссером Юрием Ереминым, который довольно часто обращается к теме поколения победителей, выигравших в Великой Отечественной, но проигравших в мирной жизни. Пронзительная достоверность утвердилась в спектакле еще и благодаря исполнителям главных ролей Ольге Остроумовой и Георгию Тараторкину, оказавшихся родом из послевоенных лет. Им не надо было долго объяснять, каким неслыханным лакомством в то время была халва, как зажигался примус и заводился патефон, и почему рейтузы до колен у женщин не вызывали насмешек у их любовников.
Случилось так, что в этом спектакле "все совпало" и произошло маленькое чудо: народ повалил на него валом. А билетная мафия, точно знающая, где можно поживиться, тут же организовала продажу "лишних билетиков" за двойную цену. Сегодня за это не сажают, как-никак на дворе не 1949-й. И разве могла в то время "правдорубка" Клавдия Тарасовна (Ольга Остроумова) представить, что у Виктора Михайловича (Георгий Тараторкин), ее ухажера, незаконно продающего яблоки второго сорта по цене первого, появятся в XXI веке в реальности такие способные "ученики"? Зато она отлично знала, куда попадет ее сын Михаил (Евгений Писарев), если начнет читать запрещенную литературу. К примеру, соседка по коммуналке старуха Митрофановна (Ирина Карташова) сразу учуяла беду, когда в квартире появились странные люди и стали выспрашивать, почему художник Матвей Кац под псевдонимом Красный рисует картины не красной, а в основном синей краской.
Начинается представление весьма необычно. Попадая в зрительный зал, публика несколько теряется оттого, что сидящие на авансцене музыканты, одетые кто во что горазд, исполняют популярные мелодии 40-х-50-х годов на фоне опущенного киноэкрана. Да, так было во всех кинотеатрах, когда перед началом сеанса в фойе играли маленькие оркестры, решают про себя зрители и, постепенно освоившись в столь непривычной для театра обстановке, начинают аплодировать каждому музыкальному номеру. Но вот на экране появляются титры: Театр имени Моссовета. "Серебряный век". Действующие лица и исполнители - такие-то. Зал в замешательстве, многим начинает казаться, что они попали на другой спектакль, никак не связанный со страшным 1949 годом. Наконец, экран поднимается и... Публика видит, что на сцене персонажи тоже смотрят кино и, судя по их веселым лицам, чувствуют себя совсем неплохо. От такого двойного наложения смыслов возникает весьма неожиданный эффект, как будто зрители увидели себя в каком-то зеркале, вернувшись на полвека назад. Ведь люди в то время не только тряслись от страха перед Лубянкой, но продолжали жениться, рожать детей, ходить в гости, то есть все шло своим чередом. Герои Рощина тоже ничем не отличаются от своих современников. Проживая в огромной коммунальной квартире, они делятся всем, что имеют, потому что со времен войны привыкли держаться вместе. И только когда мать Михаила Клавдия Тарасовна начинает возмущаться, что ей предлагают на работе сменить еврейскую фамилию покойного мужа на девичью, иначе продвижения по службе не будет, - тут впервые возникнут те тревожные ноты, которые под финал спектакля выльются в трагедию. И все-таки Юрий Еремин не стал излишне сгущать атмосферу вокруг жертв культа личности Сталина, а поставил лирическую драму, в которой 16-летний мальчик читает запрещенные стихи (под музыку советских композиторов), впервые ощущая, как сильно бьется его сердце от встречи со взрослой женщиной по имени Кира.
Весь спектакль режиссер строит на бесконечной цепочке контрастов, где сходятся суровой быт и мечта, безысходность серых будней и возникающие у человека состояния полета, связанные с любовью, искусством. Именно в такой момент он становится хотя бы на миг счастливым. А это уже "криминал" для тоталитарной системы, больше всего опасающейся свободных и счастливых "неизвестно отчего" людей. Та же Клавочка хватает счастье урывками, гонит от себя прочь "капиталиста" Виктора, но потом тает в его объятиях и покорно затихает, прижавших к нему всем своим жарким телом. Даже неприбранный, бритый налысо Матвей (Владимир Бутенко), бирюк бирюком, и тот не может жить одной живописью, его тянет к веселой певунье Клавдии Тарасовне, хотя он понимает, что шансов на взаимность у него нет. Не выдерживает своего затворничества и Кира (Людмила Дребнева). Ненароком приручив к себе Мишу, она вдруг понимает, что не может жить без него, в чем и сознается его матери Клаве. О, ужас, ужас! - воскликнут строгие блюстители нравственности, среди которых, конечно же, не будет ни Рощина, ни Еремина. Они-то уж точно насмотрелись на прекрасных молодых женщин, потерявших в войну своих возлюбленных, со временем превратившихся в одиноких, злых старух. Не из этой ли правды жизни родилась у режиссера феерическая сцена всеобщего ликования под модный фокстрот "Рио-Рита", где Клавочка и Кира танцуют в паре, которых очень скоро арестуют вместе с остальными персонажами и отправят в Архипелаг ГУЛАГ. Конечно, жизнь на этом не остановится, продолжится дальше, но еще долго за спиной каждого из нас будет маячить наше "славное" прошлое, о котором точнее других сказал Александр Блок, часто цитируемый в спектакле:
Рожденные в года глухие
Пути не помнят своего.
Мы - дети страшных лет России -
Забыть не в силах ничего.