Глава ЦБ Эльвира Набиуллина заявила, что без срочного повышения производительности труда невозможно обеспечить экономический рост
Такие призывы мы слышим постоянно уже много лет из правительственных кабинетов. Если отнестись к ним серьезно, то надо осознать: в условиях санкций, когда России перекрывают доступ к передовым технологиям, можно рассчитывать на прорыв только собственными силами.
В российской промышленности час работы приносит доход в 14,1 евро, в странах Евросоюза — 38,9 евро (разница — в 2,8 раза). В строительстве соотношение чуть лучше: 8,2 евро за час в России против 22,3 евро в Евросоюзе (разница — в 2,7 раза). Зато в сельском хозяйстве ситуация никудышная: наш час приносит 1,8 евро, в Евросоюзе — 9,5 евро (разница — в 5,3 раза). То есть отставание в производительности труда от Европы позорное. Почему?
«Производительность — это показатель того, насколько люди умны и умелы», — говорит замдиректора Центра трудовых исследований ВШЭ, член-корреспондент РАН Ростислав Капелюшников. — Это измеритель того, насколько мы из одного и того же количества ресурсов можем сегодня сделать больше, чем вчера. Не потому, что затратили больше сил, а потому, что стали умнее«. Обидно, но справедливо.
Приведем наглядный пример. На фермах ЕС повесили коровам на шею специальные датчики, которые по температуре тела определяют, когда ее нужно осеменить, чтобы принесла телочку (для молочного стада) или бычка (на откорм). Новшество резко повысило рентабельность хозяйства, а с ним и производительность труда. Хотя затраты остались прежними.
Кстати, именно по трудозатратам мы давно обогнали европейцев: в год россиянин работает 1985 часов, а француз — 1473 часа, голландец — 1420 часов, немец — лишь 1366 часов. А что толку?
Но в прошлой шестилетке россияне должны были еще и «поумнеть» на 50% — такой рубеж в увеличении производительности труда обозначил президент Владимир Путин в майском указе 2012 года. Увы, не вышло: к 2018 году производительность труда в России выросла лишь на 5,5%.
Новым майским указом глава государства обязал правительство обеспечить к 2024 году рост производительности труда на средних и крупных предприятиях базовых несырьевых отраслей экономики не ниже 5% в год.
Ежегодно привлекать к реализации программы как минимум по 10 регионов и вовлекать по 10 тысяч средних и крупных предприятий базовых несырьевых отраслей. То есть новая программа не менее масштабная и более детальная, чем прежняя. Как думаете, не провалим? Хотелось бы верить, но...
Директор Института стратегического анализа компании «ФБК» доктор экономических наук Игорь Николаев отмечает: в программе «явно недооценивается важность развития конкуренции, которая должна стать ключевым стимулом для внедрения соответствующих управленческих, организационных и технологических решений». Того же мнения придерживались и другие эксперты Экономического клуба «ФБК», обсуждавшего на нынешней неделе проблему отставания по производительности от Европы и США.
Директор Института анализа предприятий и рынков ВШЭ Андрей Яковлев обратил внимание на огромный разрыв не только между Россией и другими странами, но и еще более сильные разрывы внутри секторов отечественной экономики. Анализ показателей 20% лучших и 20% худших фирм показал: в российском машиностроении разница в производительности достигает 10 раз, в пищевой промышленности — 23-24 раза! В условиях нормальной конкуренции безнадежные аутсайдеры давно бы разорились и ушли с рынка. Но в нашей стране они продолжают «планово-убыточно» переводить материальные и трудовые ресурсы.
За примерами далеко ходить не надо. Группа компаний «Черкизово» только что запустила в подмосковных Каширах новый колбасный завод с полной роботизацией производства, не имеющий аналогов ни в России, ни в Европе. Его мощность — 80 тонн колбасы в сутки с возможностью удовлетворить 30% спроса всей России (!) на сырокопченую колбасу. А численность сотрудников — 150 человек.
Но в соседней области можно увидеть, как на консервном заводишке «пенсионного возраста» старенький автомат накладывает в жестяные банки будущую тушенку, а чуть подальше работница приминает полуфабрикат собственной рукой — такая здесь «технология». Зато платят этой работнице сущие копейки, что вполне устраивает скуповатых хозяев.
«Такая «промышленная бедность» характерна для наследия советской экономики, включая моногорода, — говорит Яковлев. — А внятной промышленной политики, нацеленной на их реструктуризацию, до сих пор нет».
Главная проблема, куда девать нынешних работников, если реструктуризация и реконструкция наконец-то состоятся. Лет 30 назад массовым тружеником был рабочий индустриального производства, а теперь самая популярная профессия — продавец. Хотя и их уже «вымывают» автоматы по продаже чего угодно. На днях IKEA объявила о грядущем сокращении до 5% сотрудников из тех 160 тысяч, что заняты на российских предприятиях. Вторая массовая профессия — шофер, но не за горами время, когда на дорогах будет транспорт без водителей. Кто следующий на очереди?
Сокращается занятость в самых различных отраслях. «АвтоВАЗ» насчитывал в 2005 году 110 тысяч работников, а ныне осталось 38 тысяч. Сбербанк планирует за пять-шесть лет избавиться от половины 320-тысячного коллектива, в основном от менеджеров низшего и среднего звена. В сельском хозяйстве сотня человек уже справляются с работой вчерашней тысячи. Кто и как позаботится о людях, которые станут не нужны из-за невостребованной квалификации или низкой компетенции?
Процесс уже пошел, и он ускоряется, а государство не поспевает ни там, где нужно сокращать ненужных, ни там, где требуется защищать сокращаемых.
«У нас замечательный Трудовой кодекс, — говорит заведующий лабораторией изучения цифровой трансформации государства и общества РАНХиГС Василий Буров. — Но он рассчитан на индустриальное общество 1950-1960-х годов и тормозит переход отечественной экономики на следующий инновационный этап. Нет нормативного законодательства, снижающего трудовые затраты, скажем, в проектировании. Которое в реальности уже давно перешло на безбумажные технологии, но если где-то что-то произойдет и потребуется вмешательство прокурора, юрист затребует именно бумагу — так записано в нормативах...»
Продолжая эту тему, отметим, что наш парламент с энтузиазмом принимает «законы Яровой», от которых стонут все российские айтишники, но не занимается переводом экономики на международную систему бухучета, сокращающую канцелярские трудозатраты на порядки.
Министерство экономического развития даже создало специальный департамент производительности и эффективности, которому вменяется решение конкретных проблем, препятствующих росту производительности труда. Управленцы департамента призваны следить, чтобы выполнялся пункт указа президента, согласно которому производительность труда должна расти не менее чем на 5% ежегодно. Создан даже Федеральный центр компетенций в сфере производительности труда.
P.S. В кабинетах и на бумаге работа кипит. Вот только что будем делать с развитием конкуренции как основного стимула ускорения производительности? Пока ежегодные доклады ФАС о состоянии и развитии конкуренции бесстрастно фиксируют: основной тормоз в этом деле — сами органы исполнительной власти. Именно различные госконторы из года в год в результате антимонопольных расследований признаются виновниками по делам о нарушении конкуренции. ФАС готовит представления, выписывает штрафы — и все остается как есть.