УМЕРЕТЬ ВСЕ РАВНО НИКОМУ НЕ УДАСТСЯ

Споры вокруг эвтаназии не утихают, а недавняя волгодонская история, когда две девушки задушили больную по ее просьбе, вызвала новый всплеск внимания к этой проблеме. Свою точку зрения высказывает диакон Андрей Кураев.

Если человек скажет: "Убейте меня, потому что мне невмоготу, потому что мне жизнь не доставляет радости и наслаждения, и поэтому я не хочу жить", то он просто получит родовую травму. Ведь смерть - это новые роды, новое рождение. Родовая травма будет сказываться всю жизнь. На этот раз - вечную.
Человек, добровольно собирающийся уйти из жизни, вряд ли делает это в радужном настроении. Но это именно уход, переход, а не исчезновение. Вполне умереть самоубийце не удастся. Состояние души, с которым человек переступает границу, состояние отчаяния и ужаса он заберет с собой в вечность. Есть слова Христа об этом переходе: "В чем застану, в том и сужу".
Смерть от отчаяния - это путь к такому ужасу, о котором ничего не знают люди неверующие и трезвые. Прислушайтесь тогда к великому Данте: "Я утверждаю, что из всех видов человеческого скотства самое глупое, самое подлое и самое вредное - верить, что после этой жизни не будет другой".
Тело можно разрушить навсегда, а душу - нельзя. В полуразрушенном состоянии душа будет влачиться "из вечности в вечность", и ни одна из них не будет ее радовать. Когда человек убегает от собственной боли, не видя смысла в продолжении жизни, то это означает власть сумрака в его душе. С религиозной точки зрения небезопасно помогать человеку переходить границу времени и вечности в такую погоду.
Церковь не отпевает самоубийц не потому, что желает им отомстить или наказать. Своим отказом она просто предупреждает еще живых: "Это не выход!".
И еще стоит помнить, что каждый из нас здесь живет не один и не только для себя. С нами связана жизнь других людей. Одна женщина сказала мне: "Вы знаете, отец Андрей, я сама была в подобной ситуации, у меня мать очень долго и страшно умирала, для нас это был очень тяжелый год. И слава Богу, что он у нас был. Я не знаю, что этот год дал моей матери, но нам он дал очень много". Бывает так, что страдания другого человека есть повод для проявления силы других. Поэтому нельзя решить проблему эвтаназии, только замыкаясь на том, что испытывает или не испытывает сам больной.
Что касается просьбы человека об уходе из жизни, я думаю, что позиция церкви на этот счет отрицательная, но с одной оговоркой. Представьте, что человек, который знает, что он не может жить без аппарата искусственной почки, узнает, что в больницу поступил ребенок с ожогами и его жизнь зависит от наличия этой самой "искусственной почки". А она одна на весь город... И тогда он просит: "Отключите этот аппарат от меня. Отдайте ребенку". В этом случае это будет не самоубийство, а самопожертвование, то есть подвиг... Дело не поступке, а в мотивации.
К тому же к самоубийству в церкви есть более сложное отношение. В святцах описана не одна история о том, как некие девицы-христианки предпочли покончить с собой, но не быть оскверненными варварами. Теперь они почитаются как святые. Говоря о монахинях-самоубийцах, блаженный Августин восклицает: "Какое человеческое чувство откажется извинить тех, которые убивали себя, чтобы не потерпеть чего-либо в этом роде?" (О Граде Божием 1,17).
Так что не укладывается христианство в ясные компьютерные инструкции. Да, мы знаем заповедь, знаем, что нужно жить по ней, но знаем и то, что иногда принципы любви и духовная нужда бывают выше заповедей.
И все же после описания исключений из правила вновь напомню само правило: "Совершать приношение и Литургию за самоубийцу не должно, а милостыня пусть будет, ибо она приносит пользу и неверному, как говорит Златоуст; притом и по удавлении Иуды сребренники были отданы на погребение странников. Пусть поставят животворный Крест на том месте, где он удавился".
В вопросе же об эвтаназии мы различаем пассивную и активную эвтаназию. У христианина есть право на отказ от усилий по продлению своей жизни. Но нет права на усилие, ведущее к прекращению жизни.
В "Основах социальной концепции Русской православной церкви" об эвтаназии говорится так: "Предсмертные физические страдания не всегда эффективно устраняются применением обезболивающих средств. Зная это, Церковь в таких случаях обращает к Богу молитву: "Разреши раба Твоего нестерпимыя сея болезни и содержащия его горькия немощи и упокой его, идеже праведных дуси" (Требник. Молитва о долгостраждущем). Один Господь является Владыкой жизни и смерти (1 Цар. 2. 6). "В Его руке душа всего живущего и дух всякой человеческой плоти" (Иов. 12. 10). Поэтому Церковь, оставаясь верной соблюдению заповеди Божией "не убивай" (Исх. 20. 13), не может признать нравственно приемлемыми распространенные ныне в светском обществе попытки легализации так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных (в том числе по их желанию). Просьба больного об ускорении смерти подчас обусловлена состоянием депрессии, лишающим его возможности правильно оценивать свое положение. Признание законности эвтаназии привело бы к умалению достоинства и извращению профессионального долга врача, призванного к сохранению, а не к пресечению жизни. "Право на смерть" легко может обернуться угрозой для жизни пациентов, на лечение которых недостает денежных средств. Таким образом, эвтаназия является формой убийства или самоубийства в зависимости от того, принимает ли в ней участие пациент.
Тем не менее есть в православном мире и более мягкая позиция - ее придерживается Заграничная церковь: "Как христиане мы естественно почитаем жизнь священным даром от Творца Господа и признаем, что только Он обладает властью ее прекратить. Вместе с тем мы не усматриваем Божией воли в том, чтобы с помощью современной медицинской техники искусственно поддерживать жизнь, когда совершенно очевидно, что без такого радикальнаго медицинского вмешательства жизнь человека не только не может продолжаться, но невозможно и выздоровление. Считаем целесообразным, после сердечной молитвы, беседы с духовником и медицинским персоналом, прекратить искусственное поддерживание жизни, предварительно напутствовав умирающаго".
И еще. Разрешение эвтаназии - это верный способ окончательной деконструкции родственных связей и чувств. Если родственники неизлечимо больного человека будут знать о допустимости ускоренного исхода, то они смогут подталкивать больного именно к такому выбору. И это будет корыстная просьба. Корысть родственников - это их стремление вернуться к нормальному режиму жизни, в центре которого не будет постели больного. Намеками, интонациями и даже прямыми уговорами родные будут подталкивать умирающего к тому, чтобы он скорее убрался из их жизни и жилплощади. Если так дело пойдет, то из поколения в поколение эвтаназия будет становиться привычнее. И в конце концов отождествится с пенсионной чертой.