- Сергей Викторович, сколько наших космонавтов готовится к полетам?
- Сейчас в отряде 35 человек (для сравнения - в США 120 астронавтов). По счету я - 92-й российский космонавт и 392-й в масштабе планеты.
- Что вы испытали, когда впервые увидели Землю из космоса?
- Вы не поверите, но только через две-три недели с момента начала работы на "Мире" у меня появилась возможность перевести дух и спокойно посмотреть в иллюминатор на нашу планету. Тут есть нюанс: медики не рекомендуют в первые дни полета смотреть вниз, чтобы не спровоцировать кинетоз - болезнь движения, к ней предрасположена половина космонавтов... Никакими словами не передать ощущений, которые испытал, видя нашу голубую планету, окруженную таинственным черным бархатом.
- Лет сорок назад психологи утверждали, что человек, оказавшийся очень высоко над планетой, дрогнет перед величием звездной бездны, даже разум его может помутиться от этого зрелища. Не страшно было?
- Если скажу, что не испытывал страха, вы не поверите. И правильно сделаете. Но оказаться в плену эмоций не мог себе позволить - слишком велика была ответственность. Программа полета расписана буквально по минутам. Некогда было бояться.
- Совпали ваши "земные" представления о полете с тем, что вы увидели и пережили в реальности?
- Процентов на 40 - 50. Одно дело тренинг на стендовой базе, и совсем другое - жизнь на орбите. "Вестибулярка" у меня, не скрою, на среднем уровне, поэтому первые двое суток чувствовал себя неважно. Станция "Мир" оказалась менее просторной и комфортабельной, чем представлялось.
- А "звездный дом", почти восемь месяцев летавший в беспилотном режиме, наверное, встретил вас темнотой и неземным холодом?
- Холода не было. Наоборот, станция встретила нас теплом. Плюс тридцать по Цельсию. На корабле "Союз-ТМ" было шестнадцать градусов тепла, и там мы с бортинженером Александром Калери несколько замерзли. Так что согрелись только на "Мире".
- В каком состоянии вы нашли станцию?
- Она неплохо выглядела. Верилось, что нашими стараниями "старушка" еще послужит науке. Когда улетали, оставили на столе хлеб-соль - есть такая традиция у космонавтов - для своих дублеров, они должны были прибыть на "Мир" в марте-апреле 2001 года.
- Что для вас оказалось самым трудным: старт, перегрузки, орбитальная вахта?
- Стыковка с "Миром". Когда уже был пройден участок дальнего сближения, автоматическая система стыковки дала сбой. Пришлось перейти на ручной вариант. Время, отведенное на сближение со станцией, жестко ограничено, а до "Мира" оставались уже считанные метры. Синхронность, слаженность, отработанные на Земле, помогли нам с Калери выйти из трудной ситуации.
- Вы вместе с бортинженером провели в открытом космосе более 5 часов. Занимались расконсервацией?
- Не только. Выполнили три эксперимента. "Панорама" (осмотр внешней поверхности станции), "Герметизатор" (ее ремонт с внешней стороны), а третий был связан с размонтированием солнечной батареи.
- Работа в открытом космосе сопряжена с огромным риском. Вероятно, она хорошо оплачивается?
- Все зависит от хронометража: до трех часов работы в открытом космосе - одни расценки, от трех до шести - другие. Нам заплатили 4 тысячи долларов. После августовского кризиса 98-го года контракты заключаются только в долларовом исчислении - ведь космонавты обычные люди, со своими семьями, проблемами, планами на будущее... Вообще по контракту за каждые сутки полета нашим космонавтам платят по 100 долларов.
- Изменилось ли что-то в ваших жизненных установках после полета?
- Если отвечать кратко, изменилось мировосприятие. Я стал больше ценить жизнь. Во всех ее проявлениях.
- Что вам снилось в космосе: "зеленая трава у дома" или какие-нибудь кошмары?
- Ничего жуткого или фантастического не снилось. Но вот что любопытно: на Земле, проснувшись, я, как правило, не мог вспомнить свой сон, а на "Мире" - наоборот. Сны обычные, земные: дом, семья, друзья. Но - необычайно яркие.
- Вы и Александр Калери поддерживали на орбите связь с семьями?
- Два раза в неделю общались с близкими с помощью аудио- и видеосвязи. Примерно по 15 минут.
- Говорят, многие космонавты берут в полет иконы, Библию...
- Я человек верующий, крещеный, и тоже брал с собой крестик и икону, которую дала мне мама. Перед полетом - примерно в четыре часа утра в гостиницу для космонавтов на Байконуре приехал священник. Мы исповедались, получили отпущение грехов, причастились - и с легким сердцем отправились на "Мир". Такая традиция существует уже несколько лет. В Звездном церкви нет, но недалеко от городка, насколько я знаю, собираются возводить храм. Примерно раз в три месяца (хотелось бы чаще, конечно) я посещаю церковь Пречистой Богородицы в Лосино-Петровском.
- Сталкивался ли ваш экипаж с нештатными ситуациями?
- Было несколько непростых моментов. Однажды ночью сработала бортовая сигнализация: отказала система "Электрон", вырабатывающая кислород для дыхания. Нужно было мгновенно сконцентрироваться и по малозаметным, косвенным признакам установить причину поломки, принять верное решение. Систему мы выключили и перевели в другой режим работы. С Божьей помощью с ремонтом справились.
- Судя по телерепортажу, приземление вашего экипажа удачным не назовешь. Почему посадка получилась такой жесткой. Техника подвела?
- Вместо шести двигателей мягкой посадки сработало четыре. Кроме того, сильнейший ветер и большая раскачка спускаемого аппарата. Это помешало совершить мягкую посадку.
- Как вы отнеслись к известию о том, что скоро станция "Мир", восстановлению которой ваш экипаж отдал столько сил, будет затоплена?
- Рано или поздно станцию пришлось бы ликвидировать. Продлевать ее ресурс признано нецелесообразным. Приближается момент прощания с "Миром". Для нас с Александром Калери связанная с этим грусть несколько скрашивается тем, что нам, последним обитателям станции, удалось провести на ней много полезных экспериментов - в области новых биотехнологий и медицины, сельского хозяйства и ряд других. Этот полет запомнится нам навсегда.
- Когда у вас будут новые старты?
- Я включен в программу подготовки к полету на новую Международную космическую станцию. Там уже работает первый экипаж. Года через полтора должен буду туда отправиться и я. Самое трудное для космонавтов - ожидание. Но тут уж ничего не попишешь: буду ждать.